– Может… Вот это? – скажу честно, ткнул я в коробочку наугад, пытаясь остановить взгляд на чем-то кроме незнакомого парня. Вот только несмотря ни на что я почему-то то и дело поглядывал на него, все пытаясь понять, чем же его взгляд меня так обезоружил.
– Вам интересны воспоминания уборщика туалетов? Достаточно… своеобразный вкус, – усмехнулся продавец, приподнимая бровь и поглядывая на меня с иронией. – На самом деле эти воспоминания здесь ради хохмы, но если хотите… – И только теперь я понял, что же в его взгляде было не так. Левый зрачок его серых глаз был максимально расширен, тогда как правый оставался размером с иголочную булавку.
– Ваши глаза, – вырвалось у меня против воли.
– Анизокория, – не раздумывая объяснил тот, благо не обидевшись на мою бестактность. Я, судя по всему, был далеко не первым человеком, который интересовался его глазами. – Здорово, правда?
– Не знаю, – ответил я честно. – Жутковато.
– В этом вся прелесть! – рассмеялся парень, которого моя прямота явно развеселила. – Но не будем продолжать разговор о моих глазах. Это, как вы понимаете, звучит странновато. Того и гляди, на свидание пригласите.
– Нет, что Вы! – встрепенулся я, будто кипятком ошпаренный. – Я не имел в виду ничего подобного! – всполошился я.
– Я знаю, – рассмеялся парень громче прежнего. – Извините, просто не мог не подколоть вас. Будем считать, что мы в расчете. Так какие воспоминания вам по душе?
– Что-нибудь в духе приключений, – пробормотал я, чувствуя, что мое смущение понемногу проходит. Веселый смех продавца расслаблял. – Может быть, у вас есть воспоминания какого-нибудь искателя приключений?
– Oui, – кивнул парень.
– Который ищет святой Грааль или древнее золото!
– Nein, - покачал продавец головой. – Все больше раскопки.
– Раскопки – это здорово! – уверенно заявил я. – Может, там присутствует какая-нибудь враждебная группировка, которая хочет уничтожить местное племя?
– Nein.
– Или отравляет колодцы залежами химического мусора?
– Nein.
– Или…
– Быть может, я вам просто предложу что-то на свой вкус? – усмехнулся продавец, не сводя с меня этих странных разных серых глаз.
«Вот еще! С чего бы мне доверять вашим вкусам?!»
– Буду вам весьма признателен, – согласился я, продолжая удивляться тому факту, что вслух говорю этому парню совсем не то, что при этом крутится у меня в голове. Хотя обычно я страдал ровно от противоположного: часто, не подумав, говорил то, что думаю, чем не раз обижал людей. Некоторые утверждают, что прямолинейность – хорошее качество, я и сам так думал до недавнего времени, но, кажется, так считают только прямолинейные люди, а все остальные от этой нашей прямолинейности склонны страдать. «Я всего лишь говорю правду!» – сколько раз я, да и множество других людей оперировали данным утверждением, не осознавая, что наше личное мнение субъективно, и правды в нем столько же, сколько и лжи, а значит ценности в этих словах не так уж и много. А зачем раскидываться тем, что априори стоит пару грошей? Как сказал мне один мудрый старичок: «Молчание – вот настоящая правда, а слова – лишь пустое сотрясание воздуха, отвлекающее нас от главного». Не уверен, что данное высказывание справедливо для любой ситуации, но лично ко мне оно подходило, и очень. После тех слов я начал реже говорить, не подумав, предпочитая помалкивать там, где сомневался в правильности своих слов. Правда, проделывал я это всего ничего, потому что с мудрым старичком столкнулся всего неделю назад у входа в Зебромаркет.
– Вы слышали о Сьюзен Смит? – спросил продавец, обернувшись к стене, заставленной стеклянными коробками, каждая из которых подсвечивалась разноцветными светодиодными светлячками.
– Нет, впервые слышу это имя, – ответил я честно. – А она известна?
– Oui.
– Путешественница?
– Oui. Археолог.
– И ее воспоминания будоражат воображение?!
– Oui! – подтвердил продавец, вытаскивая коробочку с приятной зеленоватой подсветкой и протягивая ее мне. – Посмотрите, уверен, вам понравится!
Я взял коробочку из рук продавца, отметив сильное запястье и длинные пальцы парня, расплатился за прокатные воспоминания и поспешил домой. Даже не знаю, с чем моя спешка была связана больше – с предвкушением от просмотра полученного воспоминания или с желанием поскорее убраться от пристального взгляда серых глаз, от которых у меня мороз бежал по коже.
Лишь вернувшись домой, я позволил себе вздохнуть с облегчением. Как можно тише пройдя мимо двери, ведущей в обитель хозяйки, я прошмыгнул в свою комнату, заперся на ключ, скинул верхнюю одежду и направился прямиком к креслу. В моей маленькой комнатушке оно имело особое значение, потому что это было единственным, что принадлежало мне. Если забыть о том факте, что нашел я данный элемент мебели на помойке, оно было восхитительным: мягким и очень удобным.
Расположившись в кресле, я открыл подсвеченную светодиодами плоскую стеклянную коробку и обнаружил там двух воспоминательных пиявок – именно через них воспоминания одного человека попадали в голову к другому. Сперва пустую пиявку прикладывали к голове человека, который пережил нечто интересное. Человек начинал вспоминать этот момент, а пиявки дублировали его мысли в себя, чтобы затем передавать их любому, до чьего мозга они доберутся.
Я осторожно взял первую пиявку и приставил ее к своему виску, почувствовал несильный укол и, убедившись, что она присосалась, то же самое проделал с ее собратом. Когда обе пиявки присосались к моим вискам, я закрыл глаза и начал ждать. Воспоминания могли пробудиться тут же, в ином случае следовало подождать пару минут. На этот раз они пришли мгновенно, я лишь успел прикрыть глаза, как очутился посреди каких-то развалин. В лицо ударил сухой колючий ветер, в руках оказались инструменты археолога – кисточка и какой-то маленький молоточек. Я уже настроился на нечто непередаваемое, но следующие четыре часа единственное, что я делал – копался в обжигающем песке под палящим солнцем. Пот градом тек по моему лицу и спине, в горле пересохло, песок оказался под футболкой и прилип к влажной коже намертво. И сколько бы я ни старался стряхнуть его с себя, у меня ничего не выходило.
Воспоминание мне не понравилось. Скучное. Лишь зря время потратил.
– Ну как? – на следующее утро я решил забежать в воспопрокат еще до работы, чтобы выразить возмущение и сообщить парнишке, что вкус у него из рук вон плохой и что за такое воспоминание мне лично жалко затраченных денег.
«Ужасно! Жарко! Противно! И безумно скучно!» – вопило мое сознание.
– Полный восторг! – воскликнул я, оторопев под взглядом разных глаз.
– Правда? – продавец не то удивился, не то обрадовался. На губах его появилась удивительно приятная улыбка. Улыбка, при виде которой я сам засиял, как начищенный таз.
– Да, мне очень понравилось!
«Что за чушь я порю?!»
– Все так завораживающе и необычно! Безумно красивые виды!
«Однообразные камни и куча песка!»
– Вагон впечатлений!
«Жара и чертов песок в трусах!»
– Непередаваемо! – продолжал я делиться фальшивыми восторгами.
– Вот значит как, – парень казался растерянным. – Что ж, тогда у меня для вас отличная новость! – с этими словами он спустил с полки целую стопку подсвеченных прозрачных коробок. – Ведь фильм, который вы посмотрели, лишь первый из серии!
– Серии? – переспросил я пересохшими губами.
– Oui.
– Всё это?
– Oui.
– Сколько их здесь?
– Еще девять воспоминаний! Здорово, правда? – широко улыбнулся продавец.
– Да, очень здорово, – пробормотал я, ощущая, как к глазам подступают слезы. Это было ни черта не здорово! Сущий кошмар!
«Просто скажи ему, что не будешь смотреть эту муть!»
– Пожалуй, я, в таком случае, возьму вторую часть, – проговорил я, уверенно протягивая деньги за прокат.
– Вы не пожалеете! – пообещал продавец, но я точно знал, что пожалею.
Второе воспоминание едва ли оказалось лучше первого. На этот раз я ковырялся в какой-то вазе в маленьком душном помещении. От жары у меня кружилась голова, руки трясло от перенапряжения. После просмотра прокатного товара я почувствовал себя замученным и разбитым. Тем удивительнее было то, что утром, даже не позавтракав, первым делом я побежал в воспопрокат, чтобы поменять воспоминание на новое. Я не понимал, почему иду в это место настолько вдохновленный. Не понимал и того, почему в глаза вру продавцу, глупо улыбаясь в ответ на его шутки, и счастливо киваю, забирая новое, жутко скучное и не интересующее меня воспоминание. Мои действия казались мне странными и не имеющими смысла. Но я, несмотря ни на что, продолжал смотреть воспоминание за воспоминанием, пусть они мне и не нравились. И досматривал их до конца, не прерываясь, на случай, если произойдет что-то важное и продавец об этом важном спросит. Нельзя было перед ним опростоволоситься! А почему нельзя, я и сам не знал.