Десять воспоминаний Сьюзен Смит - "Mr Abomination" страница 6.

Шрифт
Фон

Лишь мой рабочий день закончился, я тут же кинулся домой, беспрепятственно преодолел коридор от входной двери до своей комнаты и заперся внутри. Меня почти трясло, когда я открывал коробочку с пиявками. Что же в этой записи не так?! Что?!

Я налепил пиявок на виски. И все мгновенно встало на свои места.

****

– Не мог бы ты мне объяснить, что все это значит? – первое, что я выпалил, вломившись в воспопрокат и потрясая коробкой с пиявками.

– Что именно? – усмехнулся Пьетро, как ни в чем не бывало.

– Это… Там… Ты знаешь! – выпалил я, не зная, как вернее сформулировать мысль. Эта запись ничем не отличалась от остальных, кроме одного-единственного момента: в самом конце раскопок полуразвалившейся колонны впервые в воспоминаниях Сьюзен появлялся человек. Это был ребенок. И Сьюзен Смит называла его не иначе как Пьетро.

– Эта женщина, кем она тебе приходилась? – наконец-то я кое-как сформулировал вопрос.

– Она моя мать.

– Ты продаешь воспоминания собственной матери?!

– Так вышло. Она была известным археологом. Эти диски продаются в любом воспопрокате.

– Ладно, – согласился я, чуть успокоившись. – Хорошо, вот только я не понимаю, как это относится к моим чувствам к тебе?!

– Nein? – удивился Пьетро. – Да ты еще и туповат? – усмехнулся он, облокачиваясь на стеклянный стол и начиная задумчиво постукивать пальцем по прозрачной поверхности.

– Эй!

– Ты же сам пару дней назад сказал мне, что на пиявки записываются не только воспоминания, но еще и мысли, эмоции. А моя мать на всех этих записях на раскопках была со мной. И, конечно же, постоянно думала обо мне. И о том, как она меня любит, я уверен.

– Хочешь сказать, любой, кто посмотрит все эти записи, обречен влюбиться в тебя? – нахмурился я. – Тебе не кажется это неправдоподобным?

– Почему же? По мне, так это многое объясняет.

– Что, например?

– Например, мою растущую популярность среди клиентов, которые видели эти записи, – беззаботно улыбнулся Пьетро.

– Ладно, предположим все мои чувства из-за этого, – тряхнул я коробкой. – Тогда объясни, зачем ты вообще дал мне посмотреть воспоминания, зная, к чему это приведет?!

– Хм… - продавец замялся. – На самом деле я уже некоторое время наблюдаю за тобой. Ты мне понравился. Но я не знал, как с тобой познакомиться. И тут ты сам приходишь в мой магазин, да еще и просишь меня предложить тебе какое-нибудь воспоминание. Соблазн был слишком велик, – протянул он, широко улыбаясь мне.

– Я… нравлюсь тебе? – опешил я на мгновение, но тут же вернулся к главной теме разговора. – Стоп-стоп-стоп, зачем, в таком случае, ты обо всем об этом говоришь мне теперь?! Вот я насмотрелся воспоминаний твоей матери и проникся к тебе лютой любовью. Я даже решился позвать тебя на свидание! И ты внезапно раскрываешь все карты? Зачем?!

– Мне показалось, что я поступаю с тобой нечестно, – вздохнул Пьетро. – Знаю, что поздновато спохватился, но все же. Как только ты перестанешь смотреть воспоминания моей матери, чувства твои ко мне охладеют. Через неделю ты еще поблагодаришь меня за мою искренность.

– В жопу искренность! – взревел я, бросая коробку Пьетро прямо в голову. – А что, если дело не только в этом, а?! Не может быть, чтобы я влюбился просто потому, что какая-то женщина когда-то думала о тебе в перерывах между копанием в песке!

– Ну вот и посмотрим, – вздохнул Пьетро, спокойно потирая ушибленное коробкой место на лбу. – А пока будь добр, удались из моего магазина.

– И удалюсь! – воскликнул я. – А через неделю вернусь! Вернусь и докажу, что дело не в воспоминаниях!

– Ну-ну…

****

Несмотря на гнев и обиду, я в некотором роде увидел зерно истины в словах Пьетро, поэтому следующие семь дней провел в страхе, что мои чувства улетучатся, будто их и не было. Даже если их внедрили в меня искусственно, мне совсем не хотелось утрачивать их. Почему? Потому что мне нравилось любить Пьетро. Нравилось чувствовать себя окрыленным каждый раз, когда я видел его силуэт за залепленными плакатами окнами воспопроката. Нравилось вспоминать о его панамке, о шортах, о сандалиях, бряцающих застежками. В конце концов, мне нравилось фантазировать о том, что было бы, будь мы вместе. Тем более что это действительно могло стать реальностью, ведь я Пьетро, как оказалось, нравлюсь. Нравлюсь настолько, что он решил применить не совсем честный метод по привлечению моего внимания к своей персоне.

Ну как после всего этого я мог его разлюбить? Это казалось мне немыслимым! Вот только сомнения все равно грызли меня изнутри. А что, если я все-таки по девушкам? А что, если все мои моральные измывательства над собой по поводу своей ориентации были не безосновательны? Эта неделя была самой кошмарной в моей жизни. Каждый день, каждый час, каждую минуту я думал о Пьетро и то проклинал его, то желал увидеть. Я даже успел поплакать. Всего раз, в подсобке магазина меня внезапно прорвало. Даже я сам не был готов к такого рода эмоциям, поэтому далеко не сразу смог взять себя в руки. Из-за чего я плакал? Из-за всего. Из-за обиды на Пьетро. И из-за обиды За Пьетро. Сложившаяся ситуация казалась мне невыносимо печальной, особенно в случае, если чувства мои к продавцу действительно уйдут в небытие. Семь дней, отведенные мне Пьетро, прошли для меня, будто семь лет. Вот только по их истечении во мне ничего не изменилось. Я все так же желал разноглазого говнюка. И осознав это на утро восьмого дня, я нешуточно разозлился.

– Ты сволочина! – первое, что я выкрикнул, ворвавшись в магазин Пьетро и тыкая в него пальцем. В ответ на это на меня уставились три пары глаз, две из которых принадлежали клиентам Пьетро.

- Оу… прошу прощения, – замялся я, упершись взглядом в воспоминания, что хотел взять каких-то полмесяца назад – те самые приключения шпиона. Сейчас коробка с ними призывно стояла на полке, предлагая мне незабываемый вечер с перестрелками и красивыми женщинами. И скажи мне кто-нибудь в первый день посещения воспопроката, что я променяю шикарные воспоминания на выяснение отношений с вредным продавцом, я бы не поверил ни единому слову.

Я проводил взглядом перешептывающихся клиентов воспопроката, бесцеремонно закрыл за ними дверь в магазин на щеколду и повернулся к Пьетро, который как ни в чем не бывало раскладывал по полкам коробки с принесенными воспоминаниями.

– Ну что? Очухался? Пришел бить мне морду? – меланхолично поинтересовался он, даже не соблаговолив повернуться ко мне.

– Хуже, – прорычал я, с каждым мгновением злясь все больше.

– Что может быть хуже? – удивился парень, все же одарив меня взглядом. Отвечать я был не намерен. По крайней мере, не словами. Уверенно перемахнув через прилавок, я мгновенно оказался перед Пьетро и прижал его к стеллажам, на которых красовались освещенные разноцветными светлячками коробки. Воспоминания посыпались на пол, будто спелые яблоки. Продавец смотрел на мое перекошенное гневом лицо с искренним непониманием происходящего. Мне это было даже на руку, потому что растерянность Пьетро делала его еще более трогательным. Мои дальнейшие действия скорее можно приписать инстинктам, чем разуму. Я вцепился Пьетро в рубашку, резко притянул парня к себе и с напором присосался губами к его губам. Честно говоря, я рассчитывал на яростные сопротивления со стороны продавца, но отталкивать меня Пьетро не торопился. Неожиданно бойко обвив мою шею руками, он сам в ответ поцеловал меня, без стеснения проникая языком в мой рот и на мой напор отвечая своим собственным. Длинный, неторопливый поцелуй был горячее раскаленного на жаре асфальта. Мягкие податливые губы Пьетро сливались с моими. А я все никак не мог насытиться моментом. Лишь парень думал отстраниться от меня хоть на мгновение, как я начинал целовать его с еще большей настойчивостью, ведя себя как ребенок, у которого изо рта пытались вытащить леденец. Пьетро был моим личным леденцом, который мне хотелось облизать с головы и до самых ног.

Новая череда коробок с воспоминаниями с грохотом попадала на пол по мере нашего медленного сползания по стеллажам вниз. На самом деле, у меня секса толком не было и с девушкой, что уж говорить о парнях. И по логике вещей, в свой первый раз я должен был нервничать так, будто мне предстоит пережить операцию по ампутации члена. Но я не нервничал. Более того, с каждой минутой во мне просыпалась все большая уверенность в правильности моих действий. Мои страхи из-за собственной неопытности заглушало неудержимое возбуждение, которое копилось во мне вот уже несколько недель и теперь стремилось выплеснуться наружу. Я сам не заметил, как руки мои оказались под рубашкой Пьетро, как ладони легли на мужскую грудь, и это не показалось мне чем-то диким или неправильным, несмотря на детские предубеждения и уверения родителей в том, что отношения такого рода ненормальны.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке