— Да я…
— Что? Что — ты? Драться со мной будешь? В моем кабинете? Со мной — драться? — и злыми глазами — в глаза. — Ну? Сидеть, я сказал.
Через пять минут подъехали из милиции, брезгливо подхватили, осмотрели:
— Это не наш. Небось, несовершеннолетний еще. Мы его в инспекцию по делам несовершеннолетних скинем, ага?
— Ну, вам виднее, парни. Как дела-то вообще?
— Да, нормально все! Звоните, если что, — и потащили болтающегося у них в руках, сразу увядшего хулигана к машине.
Школа была очень большой. Каждый второй хулиган в городе закончил в свое время именно ее. И каждый второй милиционер — тоже.
Холодно зимой
— Сколько сегодня?
— У меня — четырнадцать. Руки мерзнут.
— Предложения?
— Может, распустим? Все-таки нельзя в такой холод учиться.
— Ага. Распустим…, — директор подышал на замерзшие пальцы, угрюмо нахохлившись в кресле в своей черной куртке. — А родители на работе. А дети — одни. И что мы получим из этого?
— Ну, может, это как-то подействует на исполком?
— Да, плевать мне на исполком! Дети-то куда пойдут, спрашиваю? На улицу?
Он еще подумал и скомандовал, вставая:
— Уроки по полчаса. Перемены — пять минут. Письменные работы — минимально. Сообщите всем, идите в учительскую… Я сначала в начальную школу зайду, потом — в подвал, потом — по обстоятельствам.
Сунув руки в карманы, угрюмой черной тенью он проскользнул мимо врывающейся в двери толпы школьников в сторону начальных классов, давно уже отделенных от остальной школы. Учителя, в пальто и шапках, встречали у гардероба малышей и тут же вели их в классы, не давая раздеться: «Холодно сегодня, у нас холодно!»
— Сколько у вас?
— Двенадцать! Что делать-то будем?
— Физкультминутки, побольше игр и движения. Поменьше письма — побольше устного. Ну, а я буду заниматься всем этим.
Он прошел по первому этажу, улыбаясь первоклашкам в цветных куртках, возящихся вокруг недавно установленного прямо в коридоре небольшого спортивного комплекса с кольцами, качелями и лестницами.
В классах батареи были ледяными, от окон, плотно заклеенных, тянуло холодом.
«Эх, — вздохнул он (мысленно, мысленно — на виду-то улыбки и кивание головой направо и налево). — Говорил же, что как только похолодает на улице, так похолодает и у нас… Не верят наши начальники…»
Протиснувшись мимо входящих, директор вышел на улицу, обошел с торца школу и, открыв железную дверь своим ключом, спустился в подвал. Похлопал впотьмах правой рукой по бетонной стене, нащупал выключатель, повернул раз, другой, третий, — есть контакт! Слабый свет озарил подземелье. Директор пощелкал по стеклу манометров, установленных возле вентилей, но стрелки не шелохнулись. И на вход и на выход давление было совершенно одинаковым. Можно было открыть снова кран на слив, как-то «оживить» трубы… Но как потом что-то доказывать? Да и не прогреется ничего за полдня…
По телефону, поднявшись обратно и старательно оттерев подошвы ботинок о тряпку, подсунутую уборщицей, он сообщил в Гороно о температуре в классах, потом набрал номер приемной исполкома:
— Здравствуйте, запишите, пожалуйста, как предисполкома просил: время — восемь тридцать, температура в классах — двенадцать градусов, батареи — холодные.
Через полчаса, видимо, сразу после планерки, подняв на звонок трубку, директор услышал громкий голос председателя исполкома:
— Ну, что там у тебя опять? Я вот на обед пойду, сам пощупаю твои батареи!
В полдень трубы вдруг зашумели, батареи начали нагреваться. К приходу предисполкома батареи были ощутимо горячи.
— Ну? Вот же — горячие. У меня дома холоднее батареи!
— А вы с утра заходите. С утра. Только пораньше. Иначе, узнав о вашем посещении, опять станут батареи нормальные.
— Это как?
— Мы сидим на конце трубы. А перед нами — вон та семейная общага.
— И что?
— А вот то, что там с работы народ приходит когда? В шесть вечера? И как раз тогда у нас отключается тепло. А когда они уходят на работу утром? В восемь-девять. И сразу у нас начинается движение. Ну, может не сразу, чуть позже… Но нам это уже не нужно. У нас за ночь все выстуживается, и утром дети опять — в холодные классы.
— Да не бывает так! Или тепло — или холодно!
— Ну, почему не бывает… Я предполагаю, что просто давления не хватает, и сантехник в общежитии открывает кран в подвале — спускает воду, чтобы ночью его рабочие мужики из постели не вытаскивали. А у нас давление еще падает — и все. Крандец нашему теплу.
— Да, ну-у-у… А давай, завтра я приду. Рано.
— Только, чтобы никто не знал! И… Знаете, я же должен школу закрыть при такой температуре… Мы же нарушаем. Меня санэпидстанция наказать может запросто.
— Погоди, погоди… Будем разбираться.
Назавтра при открытии школы батареи оказались горячими. В девять часов пришел предисполкома, да не один, с целой комиссией представителей коммунальных служб.
— Ну, как? — его лицо выражало готовность «вломить» любому, ответственному за тепло в школе.
— Мы же договаривались, что никто ничего не будет знать…
— Что… Батареи?
— Ага. Горячие.
— Та-а-ак, — повернулся районный голова к сопровождающим его лицам. — И как мне это объяснят? Я вчера здесь лично был — батареи были горячие. Сегодня с утра — горячие. А директор говорит — холодно в классах.
— Это они окна не заклеили, наверное, — вякнул кто-то из-за спин.
— Что? — вскинулся директор. — Вы, что, хотите сказать, что я специально детей морожу?
Он опять повторил свои резоны, но все недоверчиво качали головами и напоказ трогали батареи, которые разгорячились так, как никогда с начала зимы.
Провожая комиссию, директор школы придержал председателя исполкома за рукав:
— Завтра, хорошо? Завтра — без никого, пораньше.
— Пораньше — это во сколько? Я же с семи на работе бываю! — довольно хохотнул городской «хозяин».
— Ну, в семь — это очень рано. А вот часов в восемь, в полдевятого… А?
— Ну, ладно… Попробую, — недовольно махнул тот рукой.
Утром директор пришел пораньше. В семь утра он уже сидел в кабинете, регулярно проверяя рукой трубу, идущую к батарее. Батарея была ледяной. В восемь в дверь вошел председатель исполкома:
— Ну, показывай.
По очереди открыли все кабинеты на первом этаже, прошли, потрогали батареи.
— Ну?
— По-нят-но… Кому-то будет что-то, — задумчиво сказал председатель исполкома и пошел на планерку. А сразу после его ухода вдруг зашумели батареи и опять начали наливаться теплом.
А в классах было десять градусов тепла.
Звонок телефона:
— Как у тебя?
— Батареи горячие, температура в классах от двенадцати до четырнадцати.
— Жди шефов, коммунальщиков и тепловиков. Им дана задача: не уйти из школы без решения. Завтра на планерке они мне должны рассказать, что и как решили.
В два часа в кабинете директора школы горели страсти: представители теплосети утверждали, что температуру они подают нормальную, коммунальщики твердили, что никто никуда ничего не сливает, а почему вдруг батареи «включаются» — определить невозможно, представитель шефов — сам родитель школьника этой же школы, сидел с блокнотом, переводя взгляд с одного на другого.
— Ну, хорошо, — прихлопнул ладонями по столу директор школы. — Мужики, а какие же будут рекомендации? Только не говорите мне о возможности спуска воды из обратки…
— Нет-нет! — тут же подскочил «тепловик». — У нас и так по городу утечек полно, не успеваем в систему закачивать!
— Какие могут быть предложения… Можно еще насос поставить в подвале компактный такой. Но это дорого… И потом, потянут ли батареи, если поднять еще давление?
— Насос, — кивнул представитель шефов и тут же записал в блокнот. — А насосы у вас есть?
— Да. Есть… Но тут же система дохлая совсем. Насос врубишь, давление поднимется — рванет все нафиг.
— А зачем поднимать давление? — удивился директор школы. — Нам же главное, чтобы циркуляция началась? Так, давайте, опустим давление в обратке…