ГЛАВА II,
в которой своевременно принимаются меры по случаю неожиданного стечения обстоятельств, возникающих иногда в самых благополучных семействах
- Я никогда не перестану радоваться тому, - заявила миссис Чик, - что сказала, когда меньше всего могла предвидеть случившееся, - право же, меня словно что-то осенило, - сказала тогда, что все прощаю бедной дорогой Фанни. Что бы ни случилось, это навсегда останется для меня утешением!
Это внушительное замечание миссис Чик сделала в гостиной, куда спустилась сверху (она надзирала за портнихами, занятыми шитьем семейного траура). Она изрекла его в назидание мистеру Чику, дородному лысому джентльмену, с очень широким лицом, который постоянно держал руки в карманах и обладал прирожденной склонностью насвистывать и мурлыкать песенки склонностью, каковую он, сознавая неприличие подобных звуков в доме скорби, не без труда подавлял в настоящее время.
- Не переутомляйся, Лу, - сказал мистер Чик, - а не то у тебя будет припадок. Ля-ля-ля пам-пам-пим! Ах, боже мой, забыл! Сегодня мы живы, а завтра умрем!
Миссис Чик удовольствовалась укоризненным взглядом, а затем продолжала свою речь.
- Да, - сказала она, - надеюсь, это потрясающее событие послужит для всех нас предостережением и научит нас бодриться и своевременно делать усилия, когда они от нас требуются. Из всего можно извлечь мораль, если бы мы только умели ею пользоваться. Наша будет вина, если мы и сейчас упустим эту возможность.
Мистер Чик нарушил торжественную тишину, наступившую вслед за этим замечанием, в высшей степени неуместным напевом "Сапожник он был" * и, оборвав его с некоторым смущением, произнес, что несомненно это наша вина, если мы не извлекаем пользы из таких печальных событий.
- Я полагаю, мистер Чик, что из них можно извлечь больше пользы, возразила его супруга после недолгого молчания, - если не напевать "Школьной волынки" или не менее бессмысленного и бесчувственного мотива "рам-пам-пам-ля-ля-ля-лям" (которым мистер Чик действительно услаждал себя потихоньку и который миссис Чик воспроизвела с безграничным презрением).
- Это просто привычка, дорогая моя, - принес извинение мистер Чик.
- Вздор! Привычка! - отозвалась жена. - Если вы существо разумное, не приводите таких нелепых объяснений. Привычка! Если бы у меня развилась привычка (как вы это называете) разгуливать по потолку наподобие мух, думаю, что мне бы прожужжали все уши.
Казалось весьма правдоподобным, что такая привычка привлекла бы всеобщее внимание, а посему мистер Чик не посмел оспаривать это предположение.
- Как поживает младенец, Лу? - осведомился мистер Чик, желая переменить тему разговора.
- О каком младенце ты говоришь? - спросила миссис Чик. - Право же, ни один здравомыслящий человек не может себе представить, какое утро я провела там внизу, в столовой, с этой массой младенцев.
- Масса младенцев? - повторил мистер Чик, с тревогой озираясь.
- Большинство сообразило бы, - продолжала миссис Чик, - что теперь, когда больше нет с нами бедной милой Фанни, возникает необходимость подыскать кормилицу.
- О! А! - произнес мистер Чик. - Трам-там... - такова жизнь, хотел я сказать. Надеюсь, ты нашла себе по вкусу, дорогая моя.
- Конечно, не нашла, - ответила миссис Чин, - и вряд ли найду, насколько я могу предвидеть. А тем временем ребенок, конечно...
- Отправится ко всем чертям, - глубокомысленно заметил мистер Чик. Несомненно.
Однако уведомленный о своем промахе тем негодованием, которое отразилось на лице миссис Чик при мысли о каком бы то ни было Домби, отправляющемся в подобные места, и надеясь загладить свою ошибку блестящей идеей, он добавил:
- А нельзя ли временно воспользоваться чайником?
Если у него было намерение привести разговор к быстрому окончанию, он не мог бы сделать это с большим успехом. Бросив на него взгляд, выражавший безмолвную покорность судьбе, миссис Чик величественно прошествовала к окну и посмотрела сквозь жалюзи, привлеченная стуком колес. Мистер Чик, убедившись, что в настоящее время судьба против него, не сказал больше ни слова и удалился. Но не всегда бывало так с мистером Чиком.