В не-Корстке что-то дребезжит.
- Смотри дарьше, - говорит Кагава и растягивает пленку на руке трупа.
- Что ты делаешь?
Я боюсь, что пленка лопнет, но этого, слава богу, не происходит. Зато сквозь нее проглядывает изящное металлическое запястье.
Протез? Я еще не совсем отогрелся и плохо соображаю.
- Вместо Корстки нам сунули манекен! - выкрикивает Энни, теребя мое плечо. - Джон, как они могли?
- Манекен?
Я смотрю на Кагаву, и тот кивает.
- Да. Сексуарьный автомат, - говорит он, расправляя пленку у не-Корстки на груди. - Устаревшая модерь.
Я читаю проступившее название. "Sex-o-matic 57". Забавно. Я собирался прикупить себе такой, там, в земной жизни, двадцать четыре световых года назад. Конечно, не мужской автомат, а женский.
Позади нас вдруг с грохотом отлетает тамбурная дверь.
- Сукины дети! - ревет Песчанникоф из холодного сумрака. - Быстро помогли!
Забыв не-Корстку, мы бежим к нему.
Он подтаскивает к нам пластиковый ящик, который оказывается жутко тяжелым. Тонкая ручка врезается мне в ладонь.
- Взяли! - командует Песчанникоф.
От него веет промерзшей злостью.
Оббивая углы ящика о комингс и ноги о ящик, мы кое-как переваливаемся в зал. Песчанникоф шумно и страшно дышит. Кажется, из клапана у него идет пар.
- Шевелитесь, сукины дети!
Энни оглядывается на меня, словно ждет, что я вмешаюсь. Но мне, Джону Элгуду Смиту, совсем не хочется быть джентльменом.
- Влево! - командует русский.
Мы послушно забираем влево.
- Стоп!
Ящик бухает в прорезиненный пол. Энни трясет кистью. Кагава сгибается и хрипит. Песчанникоф выдергивает из-под ног прямоугольный лист покрытия. Под листом выдавлены углубления и разъемы в заглушках.
- Там, в тамбуре... Живо! - указывает мне Песчанникоф.
Я иду в тамбур.
- Как вы можете? - кричит на русского Энни. - Мы вам не игрушки, чтобы по первому вашему слову выполнять ваши прихоти!
Я вижу, как русский манит ее к себе. Энни подходит и смело вздергивает подбородок.
- Я здесь единственная женщина!
- Я вижу, - говорит Песчанников и разворачивает ее спиной. - У тебя кислорода - на пятнадцать минут, поняла?
Он проминает ногтем пленку напротив кислородных мешков и разворачивает Энни обратно.
- Не установим генератор - сдохнем.
В тамбуре я подбираю моток кабелей, несколько пластиковых пакетов и продолговатый кофр, видимо, с инструментами. Удивительно, как Песчанникоф затащил все это один. Меня слегка мутит. Вполне возможно, это признаки кислородного голодания.
- Вот, - на подгибающихся ногах я дохожу до русского и скидываю кабели. - Все, я посижу, можно? Я очень устал.
- Посиди, - говорит Песчанникоф, обрывая тонкие стенки ящика.
- Спа...
Год двадцать пятый, день тот же.
Отчет Джона Элгуда Смита, добровольца из Рочестера, Миннесота.
Я всплываю из небытия, как душа к свету.
- Живой? - спрашивают меня.
Я сомневаюсь.
- Давай-давай.
Меня хлопают по щекам, в лице возникают болевые ощущения. Свет теряет яркость, расширяет свои границы и подсовывает к моим не широко открытым глазам небритую и недоверчиво щурящуюся физиономию.
Песчанникоф!
- Что? - слабо произношу я.
- Ага! - радуется мой мучитель и встряхивает меня так, что я на мгновение слышу ангельское пение.
В рот мне проскальзывает капсула.
- Глотай.
Я делаю усилие. Песчанникоф рвет на мне пленку, освобождая плечи и грудь. Только сейчас я внезапно понимаю, что и сам он без пленки.
Чудо? Рука моя сама тянется собрать, склеить ошметки обратно.
- Куда? Куда? - хмурится Песчанникоф. - Можно уже дышать, можно.
Он поворачивает мою голову. Я вижу притопленный в пол аппарат с цилиндрической дурой сбоку и раструбами, уходящим через клапаны наружу.
Аппарат мелко подрагивает.
Мне становится легко и весело. Тело кажется воздушным и полным энергии. Я ищу за что бы ухватиться, чтобы не взлететь. Это смешно. Песчанникоф оборачивается на мое хихиканье.
- Хорошо?
Я киваю.
- Смотри у меня, - грозит пальцем русский.
Он вооружился двумя баллончиками. Попрыскивая первым, обнаженный до пояса, он обходит купол по радиусу. Цветные облачка или стоят, или устремляются в невидимые щели. Во втором случае в ход тут же идет другой баллончик, струя из которого герметизирует прореху. Это тоже смешно.
- Проверь, как там остальные, - просит меня Песчанникоф.
Это я с радостью.
- Кагава, - трясу я человека, как и я, прислоненного к телескопической штанге, упирающейся в вершину купола. - Ты дышишь?
Кагава молчит. Сквозь пленку он кажется холодным.
- Кагава!
В японце что-то звенит, отзываясь на мои толчки.
- Да ешь твою медь! - появляется рядом Песчанникоф и оттаскивает меня от фигуры в пленке. - Ты оживляешь манекен, парень.
- Серьезно?
Я трясу головой.
- Сюда.
- Куда?
- Сюда.
Он едва не носом тычет меня в Энни и Кагаву. Я втискиваюсь между ними. Мы беремся за руки. Песчанникоф смотрит на нас с высоты своего роста.
- Господи, откуда вас понабрали? - со вздохом спрашивает он.
- Мы - добровольцы! - с вызовом произносит Энни.
- Это понятно.
- Быра ротерея, - говорит Кагава.
- И кто ты по профессии? - наклоняется Песчанникоф.
Кагава смущается.
- Менеджер суши-ресторана. И немножко повар.
- А я флорист, - говорит Энни.
- А у меня нет профессии, - говорю я. - Так, перебивался случайными заработками. Был распространителем флаеров, выгуливал собак, играл ковбоя в аттракционе "Дикий запад". Много где побывал.
Песчанникоф заводит глаза к вершине купола.
- Да, детка, - бархатным голосом вдруг произносит "Sex-o-matic 57". - Все, что скажешь, детка. Ты восхитительна, детка.
Пластиковые ягодицы его елозят по полу.
- У него нескорько сменных насадок, - шепчет мне на ухо Кагава.
Не о русском, понятно.
Год двадцать пятый, день чет... да, четвертый. То есть, ночь третьего дня.
Отчет Джона Элгуда Смита, добровольца из Рочестера, Минесота.
В пакетах, что я принес из тамбура, оказались легкие матерчатые комбинезоны. Мы облачаемся в них и становимся похожими на членов одной команды. Что, впрочем, верно, и так. У каждого на спине надпись одного из спонсоров экспедиции.
"Liposome energy".
Я думаю, что рекламировать фирму, которая, наверное, давным-давно рассыпалась в прах, является верхом идиотизма.
Песчанников объявляет ночь.
Мы укладываемся на полу рядком, вокруг силового контура. Снег уютно шуршит о купол снаружи. Тускло светят несколько панелей. Пофыркивает генератор.
- Так, - говорит Песчанникоф, - план работ на завтра. Завтра...
Он встречается со мной глазами и поворачивается на спину.
- Завтра завтракаем и потрошим ближние контейнеры. Две партии по сорок пять минут. Сначала со мной идет японец, затем Смит. Затем снова японец.
- А я? - спрашивает, приподнимаясь, Энни.
- Ты остаешься на хозяйстве.
- И что мне здесь делать?
- У нас три дыхательные маски с часовыми баллонами. Баллонов - десять. Будешь заряжать использованные, я покажу.
Далее Песчанникоф говорит о том, чтобы разделить пищевые концентраты, витамины и стимуляторы на порции для четырех человек из недельного расчета. Свободный от ходки к контейнерам должен набрать снега. Хотя бы в пакеты или в тот же ящик из-под кислородного генератора. Не известно еще, где и когда они найдут станцию синтеза. Если она вообще есть. Так что снег - единственный пока источник воды. Ничего, растопим, сделаем экспресс-анализ, вскипятим, обеззаразим, испытаем на добровольце.
Потом - сортировка найденного. Инструменты, одежда, запасные части - все в строгом порядке. Никакой анар...
Я засыпаю, не дослушав. Мне снится, как одна из оставшихся на Земле девчонок, рыженькая Рут МакМеррит, прижимается ко мне со спины, щекочет шею, царапает ее тонким пальчиком.