<p>
Шут в уголок забился, взгляд на Царя поднять не смея. Тот к столу подходит, на лавку садится и на шута глазом орлиным смотрит.</p>
<p>
</p>
<p>
– Расскажи мне что веселое, – говорит шуту, не злобствуя.</p>
<p>
</p>
<p>
– Что веселого-то рассказать? – шут тихохонько из угла своего выползает и подле царя на скамью садится. – Помнишь посла крымского, что с сынком своим патлатым давеча у нас был?</p>
<p>
</p>
<p>
– Помню я и посла, и сынка евойново, – Царь кивает да ягодку виноградную в рот кладет.</p>
<p>
</p>
<p>
– Так вот… – осмелев, шут сказывает. – Слыхал я, что видели его в амбаре сенном.</p>
<p>
</p>
<p>
– И что с того? – равнодушно плечами Иван пожимает.</p>
<p>
</p>
<p>
– Не одного его там видели, а со стремянным молодым, – Васька рожу корчит забавную, от чего смешно Царю делается.</p>
<p>
</p>
<p>
– И чего они в сене-то вдвоем делали? – смеется Царь над ужимками шутовскими.</p>
<p>
</p>
<p>
– То-то и оно, что грехом срамным занималися. А крымчанин тот словно баба визжал да стремянного любой своей называл, – шут, совсем осмелев, тоже ягодку с подноса берет да в рот закидывает.</p>
<p>
</p>
<p>
– Брешешь, пес шелудивый? – хохоча громко, Царь к стене приваливается.</p>
<p>
</p>
<p>
– Вот те крест, не брешу государь! – шут до ковша с вином рукою тянется. Только смех царский вдруг затихает, а шут так и замирает с ковшом в руке.</p>
<p>
</p>
<p>
– На костер того стремянного! Грех содомский токмо огнем выжечь можно, – грозно Царь брови хмурит и по столу кулаком бьет.</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
В церкви елея запах. Свечки у образов чадят. Священник молитвы читает, да служки ему тихо подвывают. Царь стоит пред иконами, молится. Смотрит он святым в очи да думает: «Отчего так неласково на меня глядите? Не уж-то я, помазанник божий, не правое дело вершу? Не уж-то корите меня за бояр убиенных? Нет! Деяния мои праведны! Изменников на дыбу, злоязычников на кол! Грех огнем жечь! Шкуру живьем спускать, кто супротив царя молвит! Кубенского в острог заточил, остальных супостатов выслал из столицы прочь. Собаке-Бутурлину за оскорбление государя язык урезал. В страхе всех держать! Кровь проливать надобно, тогда и власть государеву чтить станут!».</p>
<p>
</p>
<p>
Только от беседы с богом на душе у Царя легче не становится. Колокол набатный в висках стучит, беду предвещает.</p>
<p>
</p>
<p>
«Даруй мне силы, Господи! Молю тебя я, Иван – раб твой смиренный. Отпусти грехи мои, ибо все, что творю, токмо во имя твое, Господи! Я длань твоя праведная! Я помазанник твой!»</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
Солнце уж к вечеру катится. Люд дворцовый опосля молебна в трапезной собирается ужинать. Царь сидит во главе стола да перстом яблочко моченое ковыряет. Не естся ему, не пьется, не радуется. Голова от набата колокольного свинцом наливается, а сердце в груди от страха сжимается.</p>
<p>
</p>
<p>
А на улице стук копыт лошадиных. Не уж-то колокол беду накликал? То ли смута какая затевается, то ли мор на град Московский идет?</p>
<p>
</p>
<p>
– Что там? – Царь взор тревожный на дверь кидает да яблоко моченое в руке жмет.</p>
<p>
</p>
<p>
– Государь, – стряпчий в трапезную входит да в ноги Ивану бухается. – Там с Рязани гонцы. Пущать ли?</p>
<p>
</p>
<p>
– Пущай! – Царь кивает головою стряпчему да руки об рушник вытирает.</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
– Государь. Не вели казнить, – два гонца молодых шапки с голов на пол кидают да перед царским троном ниц падают. – Стрельцы наши Рязань от басурман отстояли! Воевода Басманов велел тебе весть нести радостную да встречать героев просил хлебом-солью да пиром веселым.</p>
<p>
</p>
<p>
========== Глава 2 ==========</p>
<p>
</p>