— Городской театр? — недоверчиво переспросил я Хробанова, наблюдая, как шустрые солдатики бодро втягиваются под треугольную арку с колоннами, напоминающую главный вход в миниатюре. — Нет, серьёзно?
Сергей Николаевич, с момента остановки, очень внимательно следил за моей реакцией, и она ему определённо понравилась. Должно быть очередное наблюдение для его работы: «О поведенческих реакциях в экстремальных условиях». Или, как-то так. Рановато он начал. Вскоре материала окажется — хоть отбавляй. Это, когда эти самые поведенческие реакции попрут из всех щелей и вонять примутся — мама не горюй!
— Городской драматический театр, — подтвердил Хробанов и протянул мне прозрачную накидку. — Не стоит мокнуть понапрасну. И давайте поспешим: график лучше не нарушать.
— Э-э, нет, погоди ка, — я прищурился и потряс перед его физиономией указательным пальцем. — Вход в Бездну находится в долбаном центре долбаного города в долбаном городском театре, так?
— В подвале. — согласился спутник и деликатно потянул меня за рукав комбинезона. — Пойдёмте, я вам всё расскажу, когда появится немного свободного времени.
— Так какого же хера мы первый раз пёрлись так далеко?! — я всё же вернулся к начальному вопросу. — Не-ет, сейчас скажи!
— Всё очень просто, — со вздохом сдался Хробанов. — После прошлого фиаско Пётр Степанович приказал форсировать работы. Разными путями. Кнут и пряник, применённые одновременно иногда совершают настоящие чудеса. В общем, нам удалось найти в городе специалиста по оккультизму, в коллекции которого оказалась книга: «Ди вермис мистерис». Наши спецы почитали её, как следует и сумели отыскать указание на древний храм. После того, как святилище разрушили, на его месте поочерёдно располагались три кладбища — древних эллинов, скифов, а после — солдат фашистской Германии.
— Помню, помню, — я кивнул, решив щегольнуть эрудицией. — В газетах писали что-то о скандале, когда выяснилось, что театр построили на месте старого погоста.
— Совершенно верно. Так вот, в подвалах театра оставался заложенный ход к остаткам того, разрушенного храма. Вот там есть проход в Бездну. Согласитесь, куда ближе, чем отправляться на Соловки.
— Куда?! — изумился я.
Дверь открылась и в проёме показался Самойлов, рассматривающий нас с каким-то скорбным недоумением. На плече Виктора Семёновича висел странный автомат с необычайно длинной обоймой и очень массивной прицельной хренью. На боку топорщилась огромная кобура. Взгляд тусклых серых глаз пробежался по мне и остановился на Хробанове и тот тут же съёжился, растеряв весь свой научный апломб. Потом торопливо набросил на голову накидку, типа той, что выдал мне. Самойлову же, судя по всему, было глубоко фиолетово, идёт дождь, град или падают метеоры.
— Уже идём. — тихо пробормотал Хробанов, выползая наружу и осторожно огибая Самойлова. — Прошу прощения, это — моё упущение…
— Что с Ольгой? — спросил я, не торопясь наружу. — Если с её головы хоть волосок…
— Можешь замочить меня нахрен, — пожал плечами Самойлов. — Утюг разрешил, если что. Я тебе, супермен, одно скажу: пока ты делаешь то, что велено, я и мои парни за твою бабу головы сложим. А вздумаешь кобениться, мне позволено её по кусочкам порезать, а там — хоть усрись. Устраивает?
— Вполне.
— Вот и ладненько, — Самойлов посторонился, пропуская меня и захлопнул двери. — Поэтому, давай, шевели яйцами. У нас до торжественного открытия, если умники не спиздели, осталось пять минут. А потом, ещё десять — до торжественного закрытия. Кто не успеет, того Утюг отправит следом традиционным методом, по старинке.
Мы слегка поржали, хоть от этого: «по старинке» и веяло морозом. Расслабился, стало быть. Надо собраться, учитывая, куда идём.
За время нашей задушевной беседы все бойцы успели исчезнуть в дверях чёрного хода и лишь какая-то, совершенно охреневшая бабка с бэйджиком сотрудника театра, оторопело рассматривала нас из-перекошенного зонта. Билетёр, что ли? Билетов у меня не оказалось, поэтому я просто отдал женщине свою накидку. Ну, не напрасно же она тут стояла? Дождевик приняли с тем же полубезумным выражением на лице, а я попытался представить, какие мысли могут сейчас метаться в голове у бабули. Театральная постановка? Налоговая? Война?
— Нам сюда, ептить, — показал Самойлов. — Голову береги. А, бля, забыл с кем…Ладно, просто иди.
Ну, вообще-то тут стоило беречь не только голову (которой я всё же приложился), но и остальные части тела. Проход в старый подвал делали в дикой спешке, а освещение, так и вовсе — на пьяный глаз. «Лапша» проводов с гирляндой лампочек, половина из которых не работала, уводила в рваный провал, пробитый в месте, где пол соединялся со стеной.
— Вы тоже? — тощий мужчина в чёрном костюме повернул к нам бледное, смутно знакомое лицо. Его взгляд остановился на оружии моего спутника, и он досадливо кивнул. — Ага, понятно…Может кто-нибудь потрудиться объяснить? Ремонт только сделали. Администратор дурака корчит.
— У вас там ход в преисподнюю, — начал объяснять я, тыкая пальцем в стремянку, каким-то чудом поместившуюся в узкий проход. — И одному уголовному авторитету крайне необходимо добыть секрет бессмертия, который скрывается приблизительно на пятом уровне чистилища.
— Шутник, мля, — Самойлов хмыкнул и попытался подтолкнуть меня в спину. — Тряхните вашего хозяйственника. Поросёнку отсыпали столько, что хватит на новый театр. Если начнёт кобениться — по сусалам гандона.
Жаль, я уже начал спуск и не видел выражения лица актёра. Теперь я точно вспомнил: он играл труп в окне, в одной, очень смешной постановке. Прикольный тип.
— Ты чего плетёшь? — ласково осведомился Самойлов, осторожно ступая по каменному склону, обильно усыпанному осколками камней. — А вдруг поверит?
— А ты бы поверил?
Самойлов разразился звуками, напоминающими те, когда кот отхаркивает шерсть. Потом несколько раз задал вопрос, определённо относящийся не ко мне, причём, с каждым разом вопрошающая фраза становилась всё краше, от прибывающих матерных эпитетов.
— В Бездне вся ваша электронная херь не работает. — подал я голос, рассматривая рисунки на стенах. — В окрестностях, думаю, тоже. Смотри, какая образина. Если бы Паша трахнул Диану, у них мог бы получиться такой изюбр.
Самойлов остановился и вперился в меня мутным взглядом завязавшего алкоголика. Его маленький лоб прорезало такое количество морщин, что первоклассник утомился бы считать.
— Тебе что-то известно? — тихо спросил он, прикрывая ладонью микрофон. — Ну?
— Вона чего, Михалыч. — протянул я, щурясь и судя по всему, вызвал приступ когнитивного диссонанса у собеседника, — Вона, когда-правда-то выплывает. Рога, стало быть, наставляют, уважаемому Петру Степановичу. Да и то; папка-то при смерти, а пиписька у женщины чешется.
— Заткнись, мудило. — беззлобно одёрнул Самойлов и тяжело вздохнул, — Эта блядь у кого только не усела на хую покрутиться. Меня, вон, люто ненавидит. За то, что отказал. Ну да ладно, пришёл гадине пиздец! Степаныч чётко сказал, что и она, и этот дуболом могут спокойно зачинать под землёй расу новых людей, но наверх — ни-ни.
Теперь понятно, куда отправляются резвые супруги больших авторитетов. За границу, на курорт. Навсегда.
Мы повернули за угол и тут же обнаружили глубокоуважаемую Диану Станиславовну, разглядывающую нас с обожанием соскучившейся сколопендры. Кажется, она всё слышала.
Впрочем, сколопендра не стала набрасываться на нас и жалить, а лишь известила, что умники вот-вот откроют дверцу в дом старого шарманщика и можно будет полезать через холст. Шутила она так, изысканно и не для быдла, как любила говаривать. Самойлову, впрочем, всё это было по барабану, а я посоветовал обоим топать прямиком к Артемону. Потом остановился посмотреть по сторонам.
Да, похоже под театром никто и никогда не пытался заниматься археологическими раскопками. Прежде такие штуки я видел лишь тогда, когда мы приезжали на экскурсию в Киево-Печерскую лавру: ниши с черепками, иногда даже целыми; парочка каменных гробов с изображениями пляшущих скелетов и разбитая вдребезги плита, прежде, судя по всему, перегораживающая проход. На обломках ещё сохранился рисунок бушующего пламени. Кажется, горела некая тварь, но понять, кто именно, стало решительно невозможно.