— Идёшь? — Самойлов высунул голову в дыру, — Или тоже решил записаться в ряды этих, ебанутых?
Нет, к сожалению, я был самым, что ни на есть обычным, поэтому прошёл в следующее помещение, где оказалось очень тесно из-за огромного количества тяжело дышащих и обильно потеющих посетителей. Ольга тоже наблюдалась, но далеко, а вот чёртова Диана — совсем рядом. Ещё и прижалась своими силиконовыми холмами, слегка сплющенными тканью комбинезона.
Где-то в первых рядах нашего, совершенно не санкционированного митинга, назревало нечто, подобное бунту. Кто-то истошно вопил, что «за это он костьми ляжет». Спокойно бубнил Хробанов, дескать «следует разобраться и подумать». Закончилось всё, как и следовало, спокойным пожеланием Самолова всем издохнуть и его же приказом, немедленно ломать.
Загрохотало и толпа подалась назад. Супруга Утюга ещё плотнее прижалась ко мне своей искусственной задницей.
— Пощупать можно? — поинтересовался я и когда Диана повернула ко мне надменную физиономию, пояснил, — Оценить, так сказать, мастерство современной пластической хирургии.
— Оценишь, — отрезала она и тихо фыркнула. — Когда тебе отрежут твой поганый язык, мудила.
Утомившись от грубости и отсутствия простого человеческого тепла, я принялся протискиваться вперёд. Какого чёрта нас напихали сюда, точно шпрот в банку, я понятия не имел. Если здесь вдруг откроется что-то, типа той каменной пасти, употребившей нарика, то людишки плюхнутся в неё таким плотным шариком, что зверушка может и подавиться.
Впрочем, когда я распихал здоровяков в кевларе, угрюмо рассматривающих наглого недомерка, то выяснилось, что нас ожидает нечто совсем иное.
В первую очередь — диспозиция. Замусоренный участок площадки, где находился предельный минимум моих будущих спутников. Двое в рабочих комбинезонах, поверх бронежилетов, разбирали по кускам стену, где среди широких трещин ещё различался древний лепной рисунок. Барельеф изображал мускулистого голого чувака, который извивался в языках пламени. Похоже на рекламу первобытного ночного клуба. На пыльной серой физиономии того «строителя», что пониже, красовался свежий синяк — премия, от начальства А ведь Самойлов предупреждал.
Ещё один подобный знак качества Виктор Семёнович успел поставить на бородатой морде абсолютно незнакомого мне персонажа. Тот прижался спиной к стене и всем своим видом изображал дикий ужас А вам не было бы страшно, если бы кто-то упёр в ваш лоб дуло Стечкина? Впрочем, Хробанов очень убедительно убеждал Самойлова, что убивать экспертов ещё до начала путешествия — контрпродуктивно.
— А зачем нам два? — резонно спрашивал начальник охраны и кивнул на меня, — Этот хоть постоять за себя сможет, а какой толк от твоего экзо…Эзко, тьфу! Экзопедика, какой прок? Ну, кроме соплей и прочих истерик?
— На барельефе имелись пометки, которые могли помочь нам во время погружения, — подал голос «экзопедик» сделав ударение на последнем слове.
Самойлов нажал пистолетом на высокий бледный лоб и бородатый заткнулся.
— Должен вам сказать, — пришло время вставить веское слово главному эксперту, — что все эти пометки и прочая херня не очень помогли в прошлый раз. Чёртова срань, ну — Бездна, постоянно меняется.
— И это — очень обнадёживает, — согласился Самойлов, под саркастическое хмыканье Хробанова, — Бля…
— Готово, — сказал парень в рабочем комбинезоне, — Семёныч, ну чего ты сразу в бутылку лезешь? Если бы не парочка этих мудозвонов…
— Попизди мне ещё, — весело откликнулся Самойлов и спрятал оружие в кобуру. — Грёбаный броник!
— Тем более, что он всё равно не поможет, — заметил я. — Там и голову отрывают на раз-два.
— Прекратите, — жалобно мяукнул Хробанов, а бородач и без того бледный, принялся маскироваться под алебастр. — Всё это неправда. В этот раз подготовка — ни чета прошлой.
Самойлов хлопнул меня по плечу и уставился в лицо своими мутными глазами.
— За что я люблю людей, особенно таких, как ты. — он оскалился, демонстрируя безупречные белые зубы, — так это за умение мыслить позитивно. Но варежку пока что прикрой, сам видишь, кто, — он кивнул на толпу, заинтересованно внимавшую нашим разговорам, — рядом. Эй, ты, — Семёнович отпустил моё плечо и повернулся к бородатому эзотерику. — Начинай читать свои мантры. Время.
Там, где раньше находилась стела с изображением пылающего атлета, теперь осталась лишь ровная стена. Выглядела она так, словно её годами шлифовали, пока не превратили в идеально ровную поверхность. Не удержавшись, я провёл пальцем и ощутил слабое тепло. Знакомое ощущение. Бородатый, заметив, чем я занимаюсь, недовольно зашипел. Самойлов ткнул его кулаком под ребро и подтолкнул вперёд.
— Это ещё что за фрукт? — поинтересовался я у Хробанова, который определённо тяготился отсутствием привычного костюма. — И откуда свалился?
— Проклятье, чувствую себя овцой в волчьей шкуре, — проворчал Сергей Николаевич, подтвердив мои наблюдения. Потом всё же объяснил. — Лифшиц Иван Иванович, лингвист, историк и эзотерик.
— Сочетание имени и фамилии — просто впечатляющее, — хихикнул я.
— Да фальшивое всё, — Хробанов махнул рукой. — Самойлов обещал раскопать, но пока молчит. Правда, последние пару дней относится к Ивану Ивановичу хуже некуда — видимо что-то неприятное всплыло. В любом случае у нас уже нет выхода: другого специалиста подобной направленности мы уже не успеем отыскать.
Лифшиц подошёл к стене и положил ладонь на бурую поверхность, после чего замер, прислушиваясь. Голоса за нашими спинами начали стихать, пока не воцарилось абсолютное молчание.
Самойлов приблизился к бородачу и склонил голову, как будто пытался услышать то, что слушал тот. Руки у начальника охраны лежали на автомате. Кажется, он ощущал некую угрозу. Ну а я, вспоминая прошлый раз, мог только ухмыльнуться; если внутри стены притаилось что-то, подобное плотоядной пасти, то автомат поможет, как мёртвому припарки. Но, чёрт возьми, если и в этот раз собирались приносить человеческие жертвы, то кого-то определённо забыли известить.
Ладно и сами с усами. Я подошёл к нашему русско-еврейскому инкогнито и обернулся, рассматривая толпу на предмет лиц, разительно выделяющихся из общей массы. Как наша четвёрка в предыдущем путешествии.
Ага, огромное количество крепких здоровяков, умело-небрежно поглаживающих автоматы. Так, гораздо меньшее количество сосредоточенных лиц, несколько обезображенных интеллектом. За этими я лично ездил в институт экспериментальной биологии. Вот, как приоритеты изменились: от ядерной физики к живым процессам. Нервничает Утюг, мечется от Альфы до Омеги.
Хм, из общего числа безмолвствующих зрителей кардинально выделялись трое: слегка испуганная брюнетка, сногсшибательная длинноного-грудастая блондинка и квадратный человек, скрывающий за тупой физиономией массу секретов. Короче: Ольга. Диана и Паша. Двух последних я бы с радостью пустил на фарш. Но это — маловероятно.
За спиной внезапно раздался вой закипающего чайника, смешавшийся с воплями весенних котов. По крайней мере, напоминало услышанное именно это. Пока я поворачивался, звуки попытались скатиться в область сверхнизких частот, именно тех, что топят корабли в районе Бермуд., а потом и вовсе смолкли.
Я уставился на Лифшица, который сегодня работал проводником инфернального радио. Иван Иванович пристально рассматривал какие-то каракули в потрёпанном засаленном блокноте. Старые добрые технологии каменного века. Зато продолжит работать даже в Бездне.
— Это что сейчас было? — спросил Самойлов и заглянул эксперту через плечо. — О, у меня малой такие же каракули рисовал, когда в садик ходил.
— Па-апрашу! — Лифшиц закрылся плечом, взвизгивая, точно девка, которую ущипнули за попу. — У меня — ответственный момент, а вы вторгаетесь в личное пространство.
По толпе прошла волна хохота. Да и я не смог удержаться от ухмылки. Но при этом внимательно следил, за Пашей, который что-то втолковывал в ухо Дианы. Да, как этот момент не походил на тот, предыдущий. И этот дебил вообще не напоминал спокойного, уверенного в себе Теодора. Впрочем, в этот раз почётная роль аксакала досталась мне.