Но разве так может быть?
Я перелистал календарь во второй раз, а затем в третий. Хорошо, подумалось мне, пусть. Пусть я мало что знаю. Значит, буду писать то, что есть.
Люди должны знать.
Конечно, у большинства это, скорее всего, не вызовет даже любопытства. Кто-то, прочитав, пожмет плечами, кто-то, наверное, нахмурится, думая, что я наврал в датах и наврал в смысле, но если хотя бы один из десяти...
Я усмехнулся, вспомнив слова Петра Игнатьевича.
Возможно, я тоже надеюсь на чудо. Но случаются же чудеса! Я просто не могу уже по другому. Память выедает меня изнутри.
Миллионы мертвецов стоят и ждут, когда кто-то о них вспомнит.
Я написал: "Великая Отечественная Война. 22 июня 1941 года - вероломное нападение гитлеровской Германии на Советский Союз. 9 мая 1945 года - взятие Берлина, разгром гитлеровской Германии войсками Красной Армии. Цена была велика, но мы победили! Мы!"
- Сынок, ужинать будешь? - спросила из-за двери мать.
Я с трудом протолкнул ком, возникший в горле.
- Да, мам, через пять минут.
- Тогда я накладываю.
Принтер, стрекоча, выдал первый десяток карточек. Я сделал их красными, а текст черным. Еще хотел с левого краю наложить полупрозрачное изображение солдата, только помещать американских морпехов или ООНовских "касок" мне показалось глупым. А других рисунков и фото в сети не было.
Все вычистили.
- Костик!
- Да, - сказал я.
Карточки получились слишком яркими, глаз за них цеплялся. Я подумал, что акцию по расклейке начну с начала мая. Наверное, не успеют поймать до праздника. И да, придется поколесить по городу.
- А вот и наш затворник! - обрадовался отец, когда я зашел на кухню.
- Привет, пап, - сказал я.
- Сейчас будет "Опасный детектив", - отец показал глазами на телевизор. - Тебе вроде раньше нравилось.
- Ну, ничего сериал.
- Умеют американцы, что ни говори. Это мы - косорукие. Что ни снимем, все какую-то хрень малопонятную. Взять даже эту... последнюю...
Он защелкал пальцами, пытаясь вспомнить.
- Пап, - сказал я, - а ты разве плохой оператор?
- А причем здесь я? - удивился отец.
- Ну, ты же всех в косорукие записал.
- Э-э, нет! - Отец принял от матери тарелку с макаронами и поджаристой котлетой сверху. - Киношников сам бог велел такими называть. А я что? Я свою работу хорошо делаю.
- Но раньше, наверное, были фильмы?
Отец озадаченно нахмурился.
- Раньше? Это еще в ту эпоху? В советскую? - Он потянулся за планшетом. - Сейчас проверим. Мне даже самому интересно.
Я подсел к нему.
- Вы есть будете? - сердито спросила мать, обернувшись от плиты. - А то остынет, я вам такой фильм покажу!
- Ужасы? - поинтересовался я.
- Боевик!
Она поставила передо мной тарелку и вручила вилку.
- Лена, ты это... не шебурши, - сказал отец. - Мы свое не упустим. Мы вот сейчас поисковый запрос...
Он набрал одним пальцем по всплывшей клавиатуре: "фильмы советские".
Строчка мигнула, но ни одной ссылки под ней не появилось. Отец, не сдаваясь, поменял запрос на "советское кино".
Я замер, надеясь, что сеть выловит хоть что-то, но надеялся зря. Отец посмотрел на меня.
- Погоди, - сказал он, - я же помню, мне еще шестнадцати не было. Мы смотрели на старой видеокассете... Лен, ты помнишь?
- Нет, - отрезала мать, - не помню, ты тогда с Танькой Перовской женихался, вот ее и спрашивай!
- Да где теперь Танька? - Отец почесал лоб. - Там точно про пиратов было, они корабль захватили...
Он набрал на планшете: "старый фильм про пиратов". Выскочило за миллион ссылок, но большей частью англоязычных. Отец ткнул в одну, в другую, скривился, рассматривая постер с Джеком-Воробьем.
- Может, не оцифровали еще? - предположил он. - Там, знаешь, качество в то время хреновое было.
- И никто не выложил? - спросил я. - Никто-никто?
- Так банят, наверное, чтоб не нарушали авторские права.
- Пап, ты-то сам в это веришь?
Отец как-то вдруг ощутимо ссутулился, оплыл, подобрал вилку.
- Давай есть, сын. Хотя... - он вздохнул. - Тот фильм я бы еще глянул.
В первую расклейку, честно, адреналин у меня зашкаливал.
Тридцать карточек в правом кармане куртки, цилиндрик клея - в левом. Жутко хотелось спрятать лицо за темными очками, но я вовремя сообразил, что уж это-то будет подозрительно в первую очередь. Ничего, ограничился кепкой с длинным козырьком.
Матери я наврал, что решил сходить до колледжа пешком. Кажется, я краснел и запинался, но мать восприняла мой заскок спокойно.
Чем бы дитя не тешилось...
Возможно, она подумала, что я таким образом скрываю от нее свои ухаживания за одной из колледжских девчонок.
Кажется, в ее время еще не было откровенных уроков сексуального воспитания по вторникам и четвергам под девизом "Секс - это весело и безопасно!", где парней и девчонок, раздав презервативы, парами распихивают по кабинкам.
И попробуй отвертеться.
Я дождался миниавтобуса и проехал несколько кварталов до гостиницы "Паризьен". Впереди, брызгая водой на асфальт, катил оранжевый муниципальный уборщик. Улицы были сонны и пустынны.
У гостиницы я, играя в конспиратора, сошел и пересел на автобус, на табло которого горел маршрут "Паризьен - Густово". Карточки, будто живые, чуть не выскочили из кармана, и я облился холодным потом, перехватив их и смяв в кулаке. Хорошо, пассажиров было, не считая меня, всего трое, и они дремали, покачиваясь и вразнобой клонясь к окнам.
Микрорайон Густово - самая окраина.
Я вышел на кольце и не спеша побрел к центру города, не замечая ни молодой, прущей к тротуарам зелени, ни отмытых решетчатых оград.
Первое место, куда можно было бы приклеить карточку, обнаружилось метров через двести, у торгового комплекса "Снежинка". Но там оказалось неожиданно людно, с лотков торговали овощами и свежей исландской сельдью.
Кроме того, я внезапно осознал, что все рынки и комплексы находятся под видеоконтролем, и того, кто наклеит карточку на информационный щит или на боковую поверхность крыльца, вычислят в два счета, попросту подняв записи. Я, конечно, слегка параноил, но решил, что для подпольщика паранойя - верная спутница. Меньше сюрпризов в будущем.
Зато дальше по пути мне попался симпатичный столб у обочины, на котором уже белело несколько объявлений. С противоположной стороны улицы на столб смотрели окна невысокого дома, но часть была закрыта уже вовсю цветущими березами. Но на всякий случай я встал так, чтобы меня не было видно.
Карточка извлечена. Поблизости - никого. Клей. Колпачок. Пальцы дрожат. Торопливый мазок по бумаге. Шлеп! Готово.
Красный прямоугольник прилип к столбу.
Я едва тут же не побежал прочь, как преступник с места преступления. Придурок, чего хотите. В животе, в груди шебуршился обморочный страх.
Бежать!
С трудом я заставил себя смирить шаг, чуть не сбил очки с носа и остановился, оглянулся - висит моя карточка. Красной, бросающейся в глаза отметиной. Значит, многие прочтут.
Метров через двадцать-тридцать страх сменился радостью. Да я крут! Я смог! Правда, проезжающий мимо автомобиль едва не заставил меня броситься в кусты. Но это ничего, ничего, опыта-то нет.
Следующие карточки я прилепил к арочным воротам, на стену дома, на рекламный щит, прямо на рубашку парню, призывающему покупать смартфон за три тысячи. Еще две - на удачно подвернувшееся информационное табло домового товарищества.
Один раз какая-то старушка с гнездом вспушенных седых волос на голове едва меня не засекла, и пришлось из арки идти во двор, а оттуда, имитируя беззаботность, через другую арку на перпендикулярную улицу. Картинка, в которой старушка, вернувшись домой, набирает единый номер и шепчет: "Подозрительный парень что-то клеит на стены", преследовала меня целый квартал.