Я израсходовал треть карточек и подумал, что для Густово этого достаточно.
Народу и транспорта на улицах стало больше, подходило время первых уроков, школьники массово брели и бежали в классы.
Я сел на автобус "Густово - Сахарова". Он останавливался недалеко от колледжа. Возможно, успею расклеить еще пяток карточек, такая была мысль.
Автобус уже выворачивал с перекрестка, когда я, обернувшись с заднего сиденья (в поисках "хвоста", а кого ж еще!), заметил, что несколько человек собрались у того места, где я, кажется, прикрепил карточку.
Читают?
Улица скрылась, заместилась домом, автобус влился в транспортный поток, и я не смог ухватить подробности.
Хорошо б читали. А если сейчас уже ищут того, кто поработал расклейщиком? Мне сделалось неуютно, и я подумал, что на карточке остались мои отпечатки пальцев. Возможно, уже объявлен план "Перехват".
Вошедшая на остановке тетка в синем плаще села через ряд впереди меня, словно перекрывая путь к бегству. Не утерпев, я вышел на следующей.
Водитель подозрительно улыбнулся, проходящий мимо старик со свернутой в трубочку газетой наклонил голову, и в моем мозгу вспыхнуло: они обмениваются знаками, передавая друг другу сопровождение объекта!
Сердце заколотилось.
Свернув за угол, я прижался к стене, ожидая, что старик, появившись следом, выдаст себя. Но через несколько секунд вышла женщина с двумя девочками, которых она вела за руки, и у меня отлегло, но затем я подумал, что раз я "расколол" старика, его попросту могли заменить не вызывающим подозрения семейством.
Нет, расклейкой я рисковать больше не стал, переулком и сквозным двором шмыгнул к ограде, за которой, белоколонный, вырастал колледж.
Ворота. Широкая дорожка. Электронный датчик на входе, к которому нужно приложить студенческий билет.
Первые полчаса на лекции по менеджменту я сидел как на иголках, ожидая, что в аудиторию вот-вот войдет полицейский с моими красными карточками в руках. "Ребята, мы ищем некого Константина Ломакина, он здесь есть?". Тут разве что в окно прыгать с криком: "Гады, я живым не сдамся!". Но двери открылись лишь раз, впуская опоздавшую Машку Домину, и я успокоился. Виктор Арсеньевич, пухлый, в дорогом пиджаке с заплатами на локтях, бухтел про рынки и рисовал графики на доске, выводя кривые сбыта в условиях экономического роста, спада потребления, понижения консолидированного рейтинга и изменения валютного курса. Я пытался что-то записывать, но мысли мои все время уходили в сторону.
Мне думалось, что карточки могут просто оборвать и выкинуть в урны. Тогда все впустую. Еще их могли прочитать и не поверить. Вот же и интернет, и последние исследования говорят, что все было не так. Им не верить? Игнорировать? Мало ли кто что клеит. Сумасшедших развелось, как собак.
- По оси абсцисс у нас - количество товара, - говорил Виктор Афанасьевич, щелкая кончиком указки по доске, - все смотрим, это важно...
Мне стало смешно и горько.
Я подумал, за какую ерунду умирали люди. Ведь получается, что за ерунду. За динамику продаж и тренды.
И никто их уже не помнит. Никто!
Я скрипнул зубами. Пусть хоть что будет, а карточки я расклеивать продолжу! Пусть следят, пусть арестовывают...
- Ломакин!
Осознав, что обращаются ко мне, я поднял голову.
- Да, Виктор Афанасьевич.
- Ломакин, - преподаватель на шаг отступил от доски, - что вы там тискаете?
- Ничего, - сказал я, вынимая руку из кармана.
- Он готовится к паре по сексуальному образованию! - выкрикнул кто-то.
Аудитория заржала. Виктор Афанасьевич поддержал ее мелким смехом, тряся крашенными волосами.
- Ломакин, - отсмеявшись, сказал он, - будьте внимательны.
- Зачем? - спросил я, внутренне заводясь.
Виктор Афанасьевич, уже обратившийся к доске, повернулся снова.
- Что зачем, Ломакин?
- Ну, зачем это все нам? Все эти кривые, прямые... Мы же пустота, мы не помним ничего...
Я хотел сказать многое, про войну, про миллионы погибших, но мне не хватило духу. Я так и застыл, вытянувшись оглоблей, с горечью в сердце и невысказанными словами в горле.
- Ну, то, что вы ничего не помните, Ломакин, не говорит о том, что никто ничего не помнит, - сказал Виктор Афанасьевич. - Я вот могу привести вам графики нефтяного спроса и предложения, производственные и инфляционные графики, показания фондовых индексов, инвестиционные графики с семидесятых годов прошлого века по Великобритании, Соединенным Штатам, Японии, Китаю и еще пяти-семи странам. Но...
Преподаватель качнулся на носках.
- Ты действительно задал интересный вопрос, - сказал он. - Зачем нам это нужно? Здесь можно разделить вопрос на две части: зачем это нужно некому индивидууму Ломакину Константину и почему это необходимо для глобальной экономики и вообще для развития человечества. Сядь, Константин.
Я сел. Сбоку меня подпихнул Леха:
- Ты чего?
- Дерьмо все это, - сказал я.
- Итак, - постучал указкой по столу Виктор Афанасьевич, - разберем обе части вопроса. Что дает наш колледж Ломакину? Он, ну, и я, в частности, мы даем ему возможность участвовать в экономическом процессе, получая, соответственно, в будущем часть результатов от этого участия - как в денежном выражении, так и в социальном. То есть, наш Константин получает заработную плату и премии, а также повышает, в силу своих способностей, конечно, статус в социальной и служебной иерархии. Грубо говоря, мы все на это ориентированы - на успех, на обеспечение себя благами и на ценимость в обществе, которое является нашей привычной жизненной средой.
- Ну и фиг с этим со всем, - шепнул мне Леха, когда преподаватель отвлекся, чтобы хлебнуть из бутылочки с минералкой. - Чего завелся-то?
- Вот.
Я выложил перед ним карточку.
- Ё! - Леха, пробежав текст глазами, накрыл ее ладонью. - Это откуда?
- Сам сделал.
- Так вот, - продолжил Виктор Афанасьевич, - что мы имеем в глобальном смысле? Как бы глобальное, общемировое "зачем". Поступательное движение экономики обусловлено, в первую очередь, потреблением продукта. То есть, потребитель поставлен во главу угла. От его способности потреблять, от его запросов и желаний происходит ориентация производителя. Но! Кто-то должен быть передаточным звеном в этой системе. Поскольку отношения между потребителем и производителем часто разорваны во времени, расстоянии и, скажем, привычках, менталитете, хотя, наверное, слово нехорошее. Так вот... Ах, да, есть и другие посредники в виде магазинов и супермаркетов. Но тут-то и появляется наш Константин! В глобальном смысле он выступает агрегатором, позволяющим систематизировать и обобщить запросы потребителя, грубо говоря, является смазкой, которая способствует слаженной работе экономического механизма. И не надо стесняться такого сравнения.
- И куда? - спросил я.
Виктор Афанасьевич задрал подбородок.
- Простите?
- Куда мы движемся? Ради чего работает механизм?
- А вот этот вопрос - не правильный. Почему? Потому что он подразумевает поиск цели. Но это все равно, что искать смысл в отливе, восходе солнца или ветре, качающем деревья. Какой смысл в реке? Вот вы капля, Константин. Какой для вас смысл?
- Смысл - попасть в море, - сказал я.
Преподаватель улыбнулся.
- А какой для вас, капли, смысл в море? Молчите? Вы его не найдете и не поймете. Почему погибли одни цивилизации и возвысились другие? Почему и те погибли в свою очередь? Почему мы двуполы? Или почему вы думаете так, а не иначе? Нет ответа. Но для экономики он хотя бы просматривается. Это рост личного и мирового благосостояния. Если уж совсем понятными словами - чтобы всем было хорошо. Надеюсь, Константин, я доступно объяснил, для чего вы учитесь и вообще существуете?
- Чтобы мне было хорошо?
- Именно. А теперь вернемся к нашим э... графикам.
Виктор Афанасьевич, посчитав разговор оконченным, вернулся к доске.