Савва перевел дух и продолжил, не обращая внимания на слабые попытки Лив прекратить этот душещипательный монолог.
— У нас пятнадцать процентов прибыли — это очень хорошо. А пиломатериал-то весь необрезной. Мы из-за того, что вывоз — целая морока, отдаем вполовину дешевле, чем он продается на самом деле. Сюда мало кто рискнет поехать, даже по зимнику. Сегодня у нас здесь пиломатериала от силы на восемьсот тысяч рублей. А аренда? Знаешь, сколько аренда? Семьсот восемьдесят тысяч! Половину оплатил, осталось триста шестьдесят тысяч. А тут Фарсу ваша налоговая прибыль насчитала плюс от того, что было, ещё почти два миллиона. Что получается? Мы работаем сейчас только на налоги, солярку и запчасти. Фарс уже десять человек из-за этого уволил, ещё пятнадцать собирается рассчитать, пять всего оставляет. Слух по поселку пошёл, что закрывается. Тогда люди собрались и письмо это написали.
Под этот страстный монолог Лив приняла решение.
— Стоп! — закричала она. — Вот не надо меня сейчас жалобить! Тем более, что лицо ты совсем не официальное. Мне с тобой говорить бестолку. Мне руководитель нужен, бухгалтер и все бумаги подотчётные! Говоришь, завтра он будет? А я не могу до завтра ждать! Тем более, мы договаривались! Это, знаешь ли, как тебя...
Она не могла хоть вот так по мелочи, но не уколоть парня, который постоянно забывал её имя.
— Савва, кажется? Так вот, Савва! Я напишу в официальном отчете, что руководитель скрылся от инспекции! И всё. Как тебе это? С вами разбираться другие люди будут.
На секунду у неё промелькнула мысль о том, что Савва был довольно гостеприимен, и даже накормил её вкусным куриным супом, но ярость и досада от бездарно проведённого дня, заглушила все проблески совести. Парень попытался что-то сказать, но Лив его уже не слушала. Она выбежала из избы, вне себя от злости, и неистово заорала в тишину:
— Алексеич, Алексеич!
Покореженная, грязная легковушка стояла на том же месте, где её оставили. Выглядела она странно даже издалека. Алексеича рядом с авто не наблюдалось, и Лив, проваливаясь в вязкие лужи, расквасившееся кашей-малашей, побежала к машине. Когда девушка приблизилась, она поняла, почему джип выглядел настолько пугающе. У машины были спущены колеса. Все четыре. Лив чертыхнулась про себя, на всякий случай заглянула через грязные разводы на стеклах в салон, никого там не увидела, подергала все ручки на дверцах. Авто на спущенных колесах, казалось, беспросветно закупорило в себе напряженную пустоту. И сумку Лив. С документами, косметичкой, влажными салфетками и зубной щеткой на всякий случай. Никому не зайти, не выйти.
— Алексеич, — ещё раз рявкнула девушка. Она настолько раскалилась от злости, что даже не ощущала холода. В приступе глупой детской обиды даже два раза пнула мертвую машину в чумазый бок. «Сеич ... сеич...» почему—то вдруг издевательски пропело со стороны леса. Звук смутно напоминал эхо, но был настолько противным, словно кто-то специально передразнивал Лив. К злости примешались обида, ощущение холода и одиночества. На глаза навернулись слезы, а в душе заворочалось пока ещё невесомое, но уже нарастающее чувство страха.
— Где этого водителя опять нелегкая носит? — спросила Лив сама себя, и вздрогнула, потому что кто-то за спиной громко хмыкнул. Девушка резко обернулась и обнаружила рядом с собой Савву. Она представления не имела, как ему удалось подойти так тихо и незаметно.
— Какого водителя? — флегматично, словно не толкал пламенные речи несколько минут назад, спросил её Савва.
— Моего водителя. Алексеича... Петра Алексеевича, который не укараулил машину, — со злостью в голосе ответила Оливия. — Вон, колеса проткнули ...
Кивнула на съежившуюся резину. Савва посмотрел на неё исподлобья и подчеркнуто ласково, как говорят с безнадежно больными или маленькими детьми, произнёс:
— Так, ты ж сама приехала... И колеса уже были частично спущены. Наверное, по дороге на что-то наехала.
— Как сама? — в свою очередь удивилась Лив. — Я ж и водить не умею.
Она зачем-то пояснила этому чужому и неприятному ей парню:
— Прав нет у меня. Все собираюсь в автошколу, но не получается.
— Ну, да, — Савва засмеялся, вроде подтрунивал, но как-то напряженно. — Как ты въехала сюда на спущенных колесах! Видел бы тебя кто из соответствующих органов...
Он явно передразнивал Лив:
— Изъяли бы права, это точно. Колбасило твою «ласточку» из стороны в сторону — не дай Бог никому.
Лив посмотрела на него, как на идиота. Савва по-своему понял её взгляд:
— Я в окно видел, как ты тут пьяные круги наворачивала. Из машины одна вышла. Закрыла её. Сигнализация пикнула. Никто больше не выходил. Одна ты приехала.
— Ты о чем вообще? Со мной водитель был, — уже жалобно проговорила Лив. — Алексеич.
— Да не морочь ты мне голову. — Савва уже немного сердился. — Не было с тобой никакого водителя.
Он повысил голос, очевидно, предполагая, что так будет понятнее:
— Не было!
Чуть запаздывая, буквально на полтакта, со стороны леса издевательски донеслось: «Было, было»...
Глава 2. Мутная встреча с Белой дамой
— Здесь дрова всегда немного сырые, поэтому печь нужно разжигать по-особому. Сначала — очистить решетку от золы. Не забудь открыть заслонку, я покажу, где, иначе весь дым пойдёт в дом. Теперь, смотри, вот это: одну полешку ложишь с одной стороны...
— Кладёшь, — на автомате поправила Савву Лив.
— Ну, да вот так ложишь, потом вторую, между ними оставляешь поддув...
— Правильно говорить «кладёшь», — зачем-то повторила Лив.
— Слушай, кто кого учит? Я тебя печку разжигать или ты меня правилам русского языка? — Савва не рассердился и не обиделся, тон его голоса казался даже снисходительным. Он разговаривал с Лив словно с малым ребёнком, который играет в игрушки, вместо того, чтобы заняться чем-то существенным, жизненно важным.
— Вот теперь сюда кидаем картон, лучше всего — упаковку от яиц.
— Откуда в такой глуши фабричные упаковки от яиц? Вы разве не своим хозяйством живёте?
— Фарс привозит, — ухмыльнулся Савва. — Редко, правда, но привозит. У него тут магазинчик есть. Там самое необходимое.
— Мыло, спички, соль?
— Можно сказать и так, — фраза прозвучала чуть более таинственней, чем, по мнению Лив, должна была. Но Савва свои эти слова объяснять не стал, а опять наклонился над распахнутой дверцей печи. — Магазинчик-то все равно сейчас закрыт. Все к сезону приедут. Пока своим хозяйством перебиваюсь. У меня там, в сараюшке, курицы есть. Петух. Коза тоже, забери её нелегкая... А теперь поджигаем картон, и ложим немного щепок...
— Да, кладём же! — Лив это бесконечное «ложим» стало уже раздражать. — Слушай, и вообще, почему я не могу переночевать у тебя? Там, где живности полно. Мне страшно одной.
Смеркалось медленно. Темнота сползала с верхушек огромных деревьев, ненадолго застревая в кронах, просачивалась размазанными пятнами, падала вниз. Когда стало ясно, что выдвинуться Лив в город сегодня не сможет, Савва привел её в один из пустующих домов. Теперь, в темноте, эти избы казались ей растерянными пленниками, со всех сторон зажатыми беспощадным стражем. Мрачным, тяжёлым, сжимающим свое кольцо лесом.
А в доме было довольно уютно, и следов запустения не наблюдалось. Царило ощущение, что хозяева только что вышли по делам и скоро вернуться. Дом был свеж и гостеприимен. Двухэтажный, пахнущий деревом, с накрахмаленной, белоснежной, вручную связанной скатертью на большом гостином столе, со стильными занавесками на окнах — чесучовыми, распространяющими слабый, но настойчивый аромат лаванды.
И всё-таки Лив пришла в ужас при мысли о том, что сейчас Савва уйдет, и она останется одна в большом, чужом, только что покинутом доме. Хотя она не верила во всякие там мистические штуки, и чувствам предпочитала объяснения. Но было здесь что-то такое, с чем она в данный момент, подкошенная внезапным и непонятным исчезновением водителя, не могла справиться. В сумерках несчастная девушка навернула несколько кругов по периметру, кричала Алексеича в стремительно темнеющее нутро леса под недоумевающим взглядом всё того же Саввы, но быстро выдохлась. Когда стало понятно, что вот-вот грянет ночь, Лив сдалась. И позволила уговорить себя переждать до утра в этом доме.