Жданов Лев Григорьевич - Под властью фаворита стр 11.

Шрифт
Фон

Немцы одолели, поборами извели!.. Наг я, бос… Да душа-то у меня есть хрестьянская… Вот какой я… А таков ли был!.. Матушка мне, бывало, сама головушку расчешет, поясок на рубашку… Э-эх, одно слово… загубили!.. Все пропади!.. Останное… Все долой! – разрывая ворот ветхой рубахи, кричал истерично уже пьянчужка-горемыка. – Все к лешему… А тамо – и самому конец!.. Заодно…

Упав всею грудью на стол, он вдруг не то завыл, как тяжко раненный зверь, не то зарыдал сухими, бесслезными рыданиями, потрясающими это изможденное, худощавое, но еще сильное, большое тело.

– Ишь, болезный, как убиваетца! – прозвучал из темного угла женский подавленный голос. – Обидели, чай, лиходеи какие!..

– Акромя немцев – некому! – отозвался из кучки землекопов старик, имеющий вид начетчика в каком-нибудь староверческом скиту. – От них, окаянных, житья нету люду православному. Веру порушили, души загубили, антихристово семя… Вон и тута один кургузый бродит! – указал он в сторону Жиля и даже отплюнулся с омерзением.

Живой француз, не разобрав, в чем дело, только заметил, что речь шла о нем, и сейчас же отозвался:

– Карош ваши песня… Очшинь он тут… сюда… так! – не найдя выражения, ударил он себя по груди. – И у нас, на belle France, есть таки кароши песня… Слюшай… Я вам будиль поить сейшас. Кхм… Кхм…

– Валяй!.. Слышь, робя, немчин буде камедь ломать!.. Гли-ко!.. Потеха! – зазвучали голоса.

Из углов поднялись лежащие, сгрудились ближе к пустому пространству среди кабака, где Жиль, взявши в руку балалайку побольше, пробовал брать на ней аккорды, как на мандолине.

– Кхм… Плохой ваш энстрюман!.. Ну, я пробовал… Кхм… Слюшай…

И, кое-как подыгрывая, он запел хриплым голосом, но с выразительными, живыми движениями и с огоньком военную песенку, заученную в прежних походах:

Rataplan, rataplan!

Les Francais, en avant.

Voila l'ennemi.

Aux combat, mes amis!

Et toujours, en avant…

Pif-paf-poraf! Rataplan,

Ra-ta-plan-plan-plan-plan [2] .

Общий смех был наградой певцу.

– Уморушка! И не понять, што поет! – толковали с разных сторон. – Ровно в барабаны бьет на плацу… Што за песня такая, скажи, мусье…

– Это наш военни песня, када Франсуа – сольда побеждал враги… понимай!..

– Все враки! Не больно-то побеждатели вы! – задорно возразил один из певунов. – Слыхали мы… Вон и сам в полон ты попал!.. Миних-то, даром немчура, а как вашего брата под Гданском вздул. Можно к чести приписать!..

– Миних – канайль! – сердито отозвался Жиль. – На Дансик он делил засад… Ваши сольда мноко биль… Наши – мало биль… Это не сшитай!..

– Эх, вы! – не унимался парень. – Все «сольда»… А ты не лезь в драку, коли силенки не хватает. Ишь, как помянули ему, что вздули их, так еще и лается… Пес кургузый! Как ты могишь, а!.. Он хоша и немец, а фильтмаршал, енерал… А ты сучок поганый… Гляди, лучче помалкивай, не то…

– Зачем сердиль! – дружелюбно затарантил Жиль, ловко уклоняясь от увесистого кулака, поднятого уже к его лицу. – Я ошинь люпиль русськи… кароши народ, бон камерад… Я не люпиль альман!.. Немшура – фуй, понимай. Он – плакой женераль. Дансик – биль ошинь мнока ваши сольда кругом. А Миник зеваль, и круль Станисла Лешински убекаль из Дансик. Ево надо биль браль плен, а не бедни сольда – Франсуа. Миник не умель. Панимай, мосье. Миник – для вас плакой женераль!..

– Ишь, какой разборщик нашелся! – не утерпев, вступил в беседу и Яковлев, давно уже приковылявший поближе из своего угла. – А ты, мусьяк, того не скажешь, что сам твой же Людовик Французский немцу Миниху два мильона рублевиков подсунул, только бы тот присягу нарушил, тестя евонного, круля из ловушки повыпустил!.. Вот истинная причина, что поляк улепетнуть от нас мог!.. А не то што… Генерал бравый наш Миних – да деньгу любит, охулки на руку не кладет, нет…

Стрела была направлена хорошо.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке