Голод.
— Вставайте, Грэхэм Кин, — прошептал он. — Нам нужно идти.
— Идти? Но куда?
— На ужин, — ответил он мне. — На ужин!
Мы вышли из дома и двинулись вниз по саду, мимо живой изгороди.
Луна была высоко, и когда мы шли по продуваемому всеми ветрами склону, летающие тени закрыли ее яркий лик, сплетая на нем странный узор.
Мой компаньон пожал плечами.
— Летучие мыши, — сказал он. И улыбнулся. — Люди говорят, мы обладаем властью менять форму. Обращаться в нетопырей или волков. Увы, это всего лишь еще одно суеверие. Что было бы, будь это правдой? Наверное, наша жизнь была бы проще. Поиск пищи в человеческом обличии труден. Скоро вы это поймете.
Я отпрянул. Его рука покоилась на моем плече с холодной властностью.
— Куда вы меня ведете? — спросил я.
— К еде.
Замешательство исчезло. Я вырвался из кошмара, стряхнул с себя безумие.
— Нет, я не стану, — пробормотал я. — Я не могу…
— Вам придется, — ответил он. — Или вы предпочитаете вернуться обратно в могилу?
— Предпочитаю, — прошептал я. — Лучше — смерть.
Его зубы блеснули в лунном свете.
— Какая жалость, — сказал он, — вот только вы не можете умереть. Вы просто будете выглядеть мертвым. И когда вас обнаружат, то похоронят. Но вы останетесь живым. Хотели бы вы лежать там, внизу, в темноте, охваченный гниением, страдающий от алой жажды все то время, пока будет длиться пытка разложения? Как долго, вы думаете, это будет продолжаться? Как много времени потребуется вашему мозгу, чтобы окончательно изгнить? Сможете ли вы не сойти сума, отданный на пожирание могильным червям? И возможно ли, чтобы даже прах испытывал агонию?
Его голос вселял ужас.
— Вы избежали такой судьбы. Но она все еще ждет вас, если вы не захотите разделить со мной трапезу. К тому же, это не то, от чего стоит отказываться, поверьте. Не сомневаюсь, вы уже ощущаете острые позывы пробудившегося аппетита.
Я не мог, не решался ответить.
Потому что это была правда. Даже пока он говорил, я чувствовал голод. Голод, сильнее которого я не испытывал в жизни. Называйте это влечением, называйте это желанием или даже похотью. Я чувствовал, как это грызло меня изнутри. И отвращение исчезло в ужасной пасти этой все возрастающей потребности.
— Идите за мной, — сказал он, и я пошел. Вдоль обрыва и вниз, к одинокой проселочной дороге.