А этот Антон был запойный пьяница. Запьет — не подходи. Как дым — так его ветром и слонит. Рыбаки за ним следом ходят, ждут. Всем обещал в очередь. Уж и доски готовы, сложены. Дело не ждет. Плюнуть бы да к другому пойти… Да жаль! Уж возьмет Антон инструмент и такую отстругнет посудину, что летать по всему морю, по всем берегам — и никакая сила! На веслах — толкни только — сама идет. А парусами! Давай только ветру, что крепче, то лучше. Летит — из воды вырывается. Приляжет на бок и чешет по зыбям, только пена летит. Впереди всех прибежит Антонова шаланда к берегу, и, пока соседи с моря придут, тут уже и сетки развешаны, и рыба на базар поехала, а рыбак лежит на песке, покуривает.
Вот и ходят рыбалки за пьяным Антоном.
— Дяденька! Потом допьешь, нас-то не томи!
А Антон мутный весь, будто и не на этом свете. Старуху уж заговаривать два раза нанимали — ничего не берет. Пришел солдат.
— Я, — говорит, — верную рюмку знаю. Налью эту рюмку ему — и как рукой.
Верно. Сняло. Чего он там наливал — его уж дело.
И вот уж по всему берегу говор идет: «Взялся». Все наперебой:
— Дядя Антон, мне вперед.
Антон брови насупит на подмастерьев зверем. Слова не скажет, только глазами ворочает, а те уж мечутся, как мыши.
Сразу семь шаланд заложил. И не понять, как он с перепою ошибки не даст: помнит, кому какую обещал.
Зло работает. Поглядеть — так зря дерево крошит. А он и разу-то одного зря не ударит, и все без поправки. Отпилил, обрезал, ткнул на место — и как прилипло.
Гвоздь ли вбить — одним ударом. Приставил к месту, стукнул обухом топора — и утонул гвоздь в дерево по самую шляпку. Как в масло ушел. И тут уж с ним не говори, с руки не сбивай.
Доску только в руку взял — он уж ей цену знает. Какую отшвырнул, эта уже, знай, не обогнется по борту — лопнет. И пробовать нечего. А уж какую в дело взял, — значит, надежная доска. Обогнул, обвел по борту, и туго, пружинисто легла доска. Растет шаланда, и вот стала вся белая, стройная. Как говорит. Как живая. Не терпится рыбаку — хорошо уж, ладно. Скорей бы в руки. Ходит около, как ребенок возле игрушки:
— Да уж хватит, дядя, стараться!
Антон и усом не поведет. Пока во всех статьях шаланда не будет «справная», как он понимает, — не столкнет ее заказчику.
И на всем побережье его шаланды славились. Легкие: на берег вытащить — не надо рвать усталые руки. Погоду держать — сиди что дома. А уж про ход и не говори.
Пробовали другие: мерили Антонову посуду и вдоль и поперек. И аршинчиком, и шнурочком. Потом по этой мерке и делали. Все, кажись, так. Пошел в море — не то! Так и не знал никто, в чем секрет.
— Талант имеет в руке, — говорили рыбаки.
В руке ли талант, в глазу ли, а только Антон ни разу за всю свою пьяную жизнь не дал промашки: все шаланды на славу, и какая лучше — сказать трудно, — хозяева спорят.
А вот есть в России плотники. Ну и плотники! О них по всей России слух идет: кологривские ребята. Знаменитые потомственные плотники, из роду в род. Чуть не всем уездом плотничают — Кологривским уездом, Костромской губернии.
Вот иной раз слышишь — говорят:
«Куда годится? Топорная работа!»