Сначала (и Ишмак это замечал), Ирине Григорьевне не нравилось, что Наташа разговаривает с ним. Но постепенно она успокоилась, увидев, как его добрые и насмешливые реплики отрезвляют девочку.
«Её не научишь плохому. К ней не прилипает грязь этого мира. Так что не бойтесь — если бы я говорил что-нибудь плохое, разве она бы общалась со мной?» — как-то сказал Ишмак. И Ирина Григорьевна поверила ему.
В один из дней, когда Ишмак, уже выздоравливая, сидел у окна и с легкой грустью думал о том, что скоро придётся уходить из этого гостеприимного дома, в дверь постучала Наташа.
— Можно?
— Конечно! Входи!
Она вошла, и Ишмак увидел, что она еле сдерживает слёзы.
— Что случилось, Наташа?
— Почему, ну почему они такие? — с дрожью в голосе спросила она.
— Кто они?
— Одноклассники, вообще ребята, девчонки. В школе меня все ненавидят, мама ругает — я никому здесь не нужна.
Ишмак вздохнул. Он очень хотел ей помочь, но не знал, как — он не умел утешать.
— Ну что ты говоришь, Наташа! Ведь мама любит тебя, очень любит. Разве это не главное?
— Не знаю…Может и главное… Но ведь она всё равно не хочет меня понять. Говорит, что я во всём виновата, что я плохая. Конечно, всегда я! — Наташа заплакала навзрыд, но и сквозь слёзы продолжала говорить о своей боли и обиде. — Они сегодня кидали мою сумку, все вещи поломали и испачкали. А всем хоть бы что — только я во всём виновата. Почему они так со мной? За что?
Ишмак помолчал, собираясь с мыслями, а потом предложил, чтобы утешить девочку:
— Наташа, хочешь я расскажу тебе о своей школе и о своём детстве?
— Да, — кивнула она сквозь слёзы.
Только так он мог попытаться её утешить. И Ишмак начал рассказ.
— В нашей школе был прав тот, кто жесток, кто умел и ударить и постоять за себя. И наставники это лишь поощряли. Я в детстве был довольно слабым, не умел отвечать ударом на удар. Поэтому мне всегда доставалось. Но сейчас я благодарю Создателя за то, что было так. Потому что именно тогда я начал понимать, что если мне не нравится, когда меня бьют, то и другим, наверное, тоже. Я испытал боль на себе и не хотел её причинять другим. Там же, в школе, я нашёл себе друга. Он был такой же слабый, как и я и тоже не умел отвечать на удар. Наверное, поэтому мы и подружились. Его звали Марек. Мы с ним были очень разными — как огонь и вода. Я и до сих пор не могу полностью понять его характер. Он был очень скрытным, всё держал в себе и почти ничего мне не рассказывал о себе даже в детстве. После той войны, где я встретил твоего отца, наши с ним пути разошлись. Я больше не видел его.
Наташа слушала Ишмака с интересом, забыв о своих бедах.
«Хвала Создателю, — подумалось Ишмаку, — что она ещё не знает, над чем по-настоящему надо плакать. Жизнь щадила её.»
Когда она ушла, Ишмак вспомнил Арсения. Как вживую встал он перед ним — высокий, красивый, со светлыми короткими волосами и с глубокими глазами, словно отражавшими душу. Разве знал Ишмак тогда, ступая по грязи в промозглый осенний день, что вся его жизнь изменится через какие-то несколько месяцев?
Это был отнюдь не первый, но и не последний разговор с Наташей. Как-то раз он сидел в Жениной комнате, перебирая в голове обрывки своих невесёлых мыслей. Ирина Григорьевна ушла на рынок за покупками. Вдруг в дверь тихонько постучали и показалась Наташа.