— Помогли однозначно, — равнодушно ответил Милованов. — Рана характерная, подозреваю, что перелом основания черепа, и, судя по характеру раны, нанесена сверху тупым твердым предметом. Я кое-что упаковал, но, думается мне, что орудие убивец с собой унес. Видишь, куда его тюкнули?
Кирилл посмотрел на рану и покивал.
— Скорее всего, мужик бил, примерного твоего роста. Ну или деваха-баскетболистка, силушкой не обделенная. Марья Моревна какая-нибудь.
Кирилл поглядел на щуплую блондиночку, всхлипывающую в уголке, прикинул, что на богатыршу она не тянет, и безнадежно переспросил:
— Значит, убийство?
— Убийство, Кирюш. Кабы он с высоты роста брякнулся, повреждения совсем другие были бы, да и не обо что ему было так удариться. Опять же, не сам он этот разгром сотворил, верно? Но это ты сам думай, вон какая башка здоровая и умная… — Милованов с кряхтением уложил покойного на бок и привычно запричитал: — Ох, Кирилл, Кирилл, надорвемся мы на своей работе. Ты уже седой наполовину, а ведь тебе всего сорок три.
— Сорок два. Ты вообще весь седой.
— Так мне на пенсию через год, — отмахнулся Георгий, выпустил покойника, и тот вновь завалился на спину. Милованов вернул его в прежнее положение, задрал рубаху и ткнул пальцем в багрово-синюю гематому: — Вон, глянь, покойника не перемещали. Где тюкнули, там и упал, и больше его не трогали. Кровушка скопилась внизу… Вот уйду от вас, попомните старого Жору. Кто ж вас, бестолочей, натаскивать будет?
— Не нуди, старый, — скривился Кирилл. Спать хотелось невыносимо, а Милованова, севшего на любимый конек, остановить было трудно. — Есть что по делу еще сказать?
— Да что я могу? — картинно обиделся Георгий. — Человек убиенный — пожилой, много не надо, чтоб справиться. Вообще он сопротивлялся, но видать силенки оказались неравны. Под ногтями волокна, грязь и кровь, думаю, он убийцу оцарапал хоть маненько. Следочки хорошие. Старичок наш, видать, перед сном вымылся.
— Из следственного кто? — спросил Кирилл. Милованов покосился в сторону и сказал на полтона ниже:
— Вон, в уголочке сидит какой-то хмырь, впервые вижу. На меня посмотрел с презрением, по углам рыскает, как бы бранзулеток в карман не напихал. Видно, жизни не нюхал еще, хотя, вроде не мальчик… Блатной наверняка. Кирюша, чего нам таких упырей стали присылать, а? И так работа не сахар, еще перед следаками приседать… А у меня радикулит, мне поклоны в пояс категорически противопоказаны. Вот поставлю сегодняшнего клиента в конец очереди, тогда этот тип покудахтает.
Угроза была нешуточная. Милованов вполне мог выкинуть подобный финт, при этом повлиять на него официально не было ни малейшей возможности. Он тут же начинал размахивать кодексом, очередностью на вскрытие и экспертизу, и опера это прекрасно знали. У Милованова было свое начальство, и он с удовольствием этим пользовался. В критические минуты, когда обстановка накалялась, Георгий вообще уходил на больничный, благо многочисленные хронические заболевания позволяли пользоваться этим в любой момент. Не будь он фанатиком дела, экспертиз дожидались бы месяцами.
— Ой, не надо в конец очереди, Жор, — испугался Кирилл. — Он-то покудахтает, а нам куда деваться?
— Кирюша, у меня только на сегодня трое в очереди на вскрытие, плюс дедок ваш, — заныл Милованов, что, впрочем, не имело никакого значения. Кирилл у старого эксперта ходил в любимчиках, и потому соглашался протащить его дела без очереди, просто уговаривать с каждым разом приходилось чуть дольше: — Подождет, ничего с ним не сделается… Хотя клиент знатный, наверняка начальство на ушах уже.
— Не то слово, — буркнул Кирилл, вспомнив ор начальника. — Ладно, пойду, поприседаю перед следствием. Ты Олжасика не видел?
— Нет, — хихикнул Милованов, — еще хотел спросить, чего ты без своего цыганенка сегодня.
Кирилл поднялся, сморщившись: спина болела уже два дня, видать, продуло в дежурке. Подумав, что больше о покойном от Милованова он пока не узнает, Кирилл направился к следователю, который допрашивал зареванную блондинку.
Следователем оказался Аркадий Павлович Протасов, работать с которым Кириллу еще не приходилось. Протасова перевели недавно из соседнего района, где он, кажется, не блистал. К тому же о его нечистоплотности ходили туманные слухи.
Внешне Протасов производил довольно отталкивающее впечатление. Невысокий, худой, с высокими залысинами, тонкими губами, ястребиным носом и злыми серыми глазами, он даже разговаривал, словно сдерживая раздражение. На Кирилла он глянул и скривился, не ответив на приветствие. Не отвлекая его от вопросов, Кирилл взял со стола паспорт девицы и пролистал:
Так. Анжелика Крайнова. Не замужем. Уже кое-что. А это паспорт убиенного Коростылева Якова Семеновича, мужчины преклонных лет, жившего где-то по соседству…
— Установите, с кем потерпевший беседовал накануне. Кому звонил, с кем общался, — неприязненно бросил Протасов и одним пальцем, брезгливо, подвинул Кириллу упакованный в полиэтилен телефон.