– Чего рот открыла? – ухмыляется Вит. – Твои-то каннские хоромы, небось, покруче наших. Мы не миллионеры, люди скромные, трудовые.
– Трудовые? – фыркаю я. – Да вы преступники.
– А ты дочь преступника и почти жена преступника, – резонно замечает мой новый знакомый. – Проходи, чувствуй себя как дома, – он отпирает ключом, взятым из связки на поясе, дверь в конце коридора. Я несмело переступаю порог: это спальня. Оглядываюсь на мужчину: он недобро лыбится. Интересно, какова вероятность, что он меня изнасилует? Я, конечно, не нежный девственный цветочек, но от мысли, что этот мерзкий, грязый, вульгарный извращенец будет лапать меня руками, слюнявить мои губы своим ртом или даже вталкивать в меня свой член, меня откровенно мутит. Если он попробует хотя бы прикоснуться ко мне – я врежу ему коленом по яйцам, клянусь.
– У тебя одна кровать, – замечаю я. – Ты ведь не думаешь, что я буду спать с тобой в одной постели?
– Ты ведь не думаешь, что ради тебя я поставлю вторую кровать? – отвечает мне Вит. – Ты будешь спать в моей постели – или в том подвале, на полу, – он пожимает плечами.
– А гостевой комнаты у вас нет в доме? – я чувствую в собственном голосе истерические нотки и изо всех сил стараюсь подавить панику. Интересно, мой отец года уже в курсе, что его любимую и единственную дочурку похитили и хотят заставить спать на полу?
– Есть, – Вит кивает. – Но ты не будешь там ночевать.
– Тогда подвал, – говорю я твердым голосом.
– Как скажешь, – усмехается мужчина. – Идем, – и мы спускаемся обратно. В подвале Вит достает откуда-то тонкий грязный матрас и бросает его на пол. Тут же поднимается облако пыли. Я невольно чихаю и принимаюсь тереть переносицу, все еще не веря, что этот урод действительно оставит меня здесь. – Можешь спать на нем. Еще принесу тебе ведро – сама понимаешь, для чего.
– Мне в туалет в ведро ходить?! – я вспыхиваю. Чувствую, как краснеют от стыда щеки. Вит смотрит на меня насмешливо:
– Ты же сама это выбрала, я тут в чем виноват?
– Ты мерзкий ублюдок, – рычу я, неожиданно делая шаг в его сторону и почти тыча пальцем в его гадкое лицо.
– Тшшш, киска, – он примирительно поднимает ладони. – Не делай резких движений. Я могу и не устоять перед такой красоткой.
– Что, изнасилуешь меня?! – больше сдерживать истерику нет сил. Я снова подскакиваю к нему, дергаю в разные стороны блузку, так что верхняя пуговица отлетает, а ключицы и грудь обнажаются. Глаза Вита скользят по кружевному бюстгальтеру, а потом он поправляет мой порванный ворот, лишь кончиками пальцев касаясь раскрасневшейся кожи:
– Если будешь вести себя как сучка – непременно изнасилую.
Странно, но в его голосе я не слышу настоящей угрозы. Впрочем, это меня не успокаивает:
– То есть, тебе можно быть ублюдком, а мне сучкой нельзя?!
– Точно, – он кивает. – Командовать будешь на своем Лазурном побережье. Если когда-нибудь туда вернешься, конечно, в чем я сильно сомневаюсь. А пока – добро пожаловать в реальный мир, киска. Обеда сегодня не будет. Отец вернется – поужинаем.
С этими словами он разворачивается и уходит, запирая за собой дверь. Я остаюсь одна в холодном и практически пустом подвале.
Ближе к вечеру домой возвращается отец Вита – Максим Витальевич Красоцкий. Тогда Вит спускается и предлагает вместе поужинать. Я показываю ему средний палец, и он, пожав плечами, снова уходит.
Постепенно меня начинает знобить. От голода, от холода, от страха, от осознания собственной беспомощности. О своем отце стараюсь не думать – мне и без того тошно.
Обойдя подвал, я нахожу какой-то старый палас. К счастью, в полумраке подвала не видно, пожрали его крысы или нет, так что я укутываюсь в него, как в плед, и ложусь на матрас. Все тело ноет, особенно болит шея, куда несколько часов назад втыкали шприц, но постепенно усталость все же берет свое, и я начинаю засыпать, теряя счет времени и бдительность.