Корабль раскачивался в лево-право, укачивая мой совершенно пустой желудок. В трюме становилось все холоднее, что говорило о том, что мы заплаваем в северные воды.
Еще около двадцати женщин и десятка мужчин, прижимались друг другу, стараясь согреть тех что помладше и беспомощно выдыхали паром на околевшие руки.
Последний подарок от Расула. Я плыла в рабском корабле, с ошейником на шее и кандалами на руках. Железо примерзало к коже, болезненно обжигая своим холодом, но это действительно было подарком. Только Расул мог так.
Я делала вид что дремала, вслушиваясь в тихие разговоры невольников, что интересной информацией не владели, то успокаивая расстроенных детей, то успокаивая друг друга.
Несколько раз я пыталась просунуть порванные рукава в промежуток между запястьями и оковами, но он был слишком узок и приходилось терпеть холод закусывая губы.
- Еда! – Люк в трюм открылся и на землю, с громким «плюх», упала каша, растекаясь в бесформенную лужу. – Жрите!
Кто-то бросился к подачке и принялся соскребать клейкую массу с грязного пола, отправляя в голодный рот.
Отвратительно.
Голод скручивал и меня, но оставив себе хотя бы достоинство, я не сдвинулась с места, отвернув лицо от противно чавкающей толпы.
- Ты бы поела, дочка. – Старушка что сидела рядом тяжело вздохнула. – Это мы уже старые, наши дни сочтены. А ты молодая, тебе нужны силы.
- Это не придаст мне сил, а только окончательно лишит рассудка.
Было сложно считать дни, так как солнечный свет не проникал в вонючий и темный трюм, но, если судить по кормёжке, что все так же выливали на пол, но мы были в пути три дня.
На четвертый день, я уже едва находила силы, приходить в себя, все чаще проваливаясь в голодный и замерший сон. Пришлось открыть глаза только когда люк в очередной раз открылся, но вместо свиной каши раздался громкий мужской голос:
- Вот, смотри! Новенькие. По десять отдам любого.
- Они все никуда не годные. Сдохнут на следующий же день. Дрянь товар.
- Хорошо, за восемь. – Скрипнул зубами торговец.
О, ужас. Я стою восемь медяков. Самой от себя противно стало.
- Все равно убогие все. Цена не меняет сути.
- Семь. Последняя цена.
Недолгая тишина была прервана хлопком рукопожатия.
Отлично. Семь медяков. Еще лучше.
- Вставайте! Живее! – Крикнул торговец и я услышала щелчок кнута, который должен был придать нам скорости.