А затем она сделала памятник. Взяла меч, снесла головы трупам всадников и насадила их на кавалерийскую пику чудовищным шиш-кебабом. Только черепа захрустели.
Пришлось делать вид, что я снова осматриваю наши окрестности. Не думаю, что приступ тошноты соответствовал моменту.
Ирга вбила пику в рыхлую землю могилы, отдала мне лопату и увязала мешки.
— Ну и куда мы пойдём? — спросил я.
Она пустилась в длинные объяснения, временами указывая по сторонам. На уровне "сначала нам сюда, потом нам туда" я их даже понял. Осталось только достать компас и последовать совету.
Вопросов у Ирги компас не вызвал никаких. К моему искреннему изумлению, она даже умела им пользоваться. Да и на дробовик и винтовку смотрела как на достаточно понятные инструменты.
Самое время призадуматься, куда же я на самом деле угодил после этой чёртовой грозы, но сил на такое уже не осталось. Я перегорел.
Так мы и шли, как двое туристов на прогулке. Мне довольно быстро пришлось избавиться от камуфляжного верха и остаться в одной футболке. У моей же спутницы в роду явно успел отметиться какой-то местный терминатор. Возможно даже не один. Груза она тащила не меньше, чем я, но даже не вспотела.
С разговором у нас как-то не заладилось. Когда я паковал рюкзак, мне и в голову не могло прийти, что придётся идти дальше, чем от заимки Лешего до стрельбища. Здесь же мы отмахали уже километра три, причём я понятия не имел, сколько ещё этих километров осталось.
Ни дорогами, ни самолётами, ни даже колеёй от внедорожника тут и не пахло. Дикая степь. Радуйся, что ботинки разношенные, и береги дыхание. К вечеру мне грозила сомнительная перспектива упасть и сдохнуть, как после марш-броска с полной выкладкой. Какие уж тут разговоры?
К разорённому кострищу под мощным корявым деревом посреди степи мы вышли часа за два. Заметила его первой Ирга. Вот и вся цена моему хвалёному монокуляру. Да и толку от него, когда все усилия идут на то, чтобы передвигать ноги?
К счастью, предусмотрительности у Ирги хватало на двоих. Мы спрятались в степной траве, перевели дух, и я попробовал рассмотреть столь приметный ориентир получше.
Для начала мне попался на глаза повешенный. Некогда крепкий дядька лет пятидесяти — из тех, что могут выйти с голыми руками на медведя. Правда, ему это не помогло. На многочисленных порезах запеклась бурая кровь, один глаз полностью заплыл, а босые ноги выглядели так, будто дядьку, перед тем как повесить, жгли в костре. Его соседке по виселице, грудастой тётке лет сорока, уже в петле выпустили кишки. На соседних ветках тоже кто-то висел, но их я толком уже не разглядел.
Меня снова замутило.
Ирга, очевидно, это поняла. Она забрала монокуляр и принялась рассматривать место преступления уже сама. Затем девушка поднялась.
Односложный приказ я понял без перевода. Осталось лишь взять оружие наизготовку да идти следом.
Вблизи место казни угнетало ещё больше. Запах палёного мяса не мог выдуть даже степной ветер. Посреди горелых обломков небольшого фургона скорчились два тела.
Детских тела.
Я опасливо покосился на Иргу. Та глухо прорычала какую-то недлинную фразу, и в прыжке срубила первую верёвку на дереве. На землю рухнула обнажённая девчушка лет четырнадцати на вид. Обе ноги у неё были сломаны так, что кости торчали наружу. Перед тем, как убить, девчушку неоднократно изнасиловали.
Я отвернулся. Помощи от меня пока не ждали — ну и хорошо. Понятия не имею, как бы я справился.
Позади шумно упало следующее тело.
Ирга приглушённо шипела ругательства. Для неё всё это значило куда больше, чем для меня — и хоть как-то задеть её в такой момент граничило с натуральным самоубийством. Поэтому я тщательно делал вид, что меня тут вообще нет.