- Рейф мой патрон, а это замечательное старомодное слово сразу наводит на мысль о благотворительности! Так уж получилось, что он верит в мой талант и поддерживает меня. Поэтому я могу творить, а не тратить время, зарабатывая хлеб насущный в качестве клерка или чернорабочего.
- Это излишне, Брюс, - спокойно оборвал его Кендалл. - Мистера Холмана не интересует...
- Но я настаиваю! - Толбот упрямо затряс головой, и его волосы разлетелись в разные стороны, подобно чахлым колосьям пшеницы, выросшей на неудобренной почве. - Я хочу внести абсолютную ясность в положение дел. - Он вновь посмотрел мне в глаза. - Я ручной менестрель этого дома, мистер Холман. За крышу над головой, трехразовое, порой излишне растянутое питание и совершенно безвозмездно в смысле денежного вознаграждения я всегда под рукой. Скажите, что вам требуется, сэр, и я, не щадя сил, сделаю все, дабы услужить вам в меру своих возможностей.
- Брюс, - снова вмешался Кендалл, - я не думаю...
- Чего изволите, сэр? - продолжал паясничать Толбот, не обращая внимания на слова Кендалла. - Оду, сонет или, возможно, корейское "сихе"? Или же вас больше устроят изящные стансы, посвященные моему благородному патрону? - И он принялся декламировать фальцетом:
Восславим Рейфа Кендалла,
Чья муза пьесам жизнь дала
Для новых поколений.
Ну, разве он не гений?
Полагаю, - повысил голос Кендалл, - с нас вполне достаточно!
- Хорошо! - Толбот снова затряс головой, и его физиономия скривилась от обиды. - Раз уж меня отсылают прочь, как слугу...
Повернувшись на каблуках, он строевым шагом вышел из комнаты; нелепое сочетание лавандово-синей майки и ядовито-желтых шорт делало его похожим на оскорбленного в лучших чувствах бойскаута-дальтоника.
После того как за ним закрылась дверь, в комнате на несколько секунд воцарилось молчание. Наконец Кендалл кривовато усмехнулся:
- Брюс, как я понимаю, принадлежит к весьма чувствительным натурам.
- Он не только никуда не годный поэт, но и бессовестный лодырь, привыкший жить за чужой счет! - заявила Антония. - Лично я уверена, что ты зря позволяешь ему торчать в доме, сочиняя идиотские вирши, хотя парню давно следовало бы заняться каким-то делом... Впрочем, клерк из него выйдет тоже никуда не годный.
Кендалл несколько раз затянулся, пока не сообразил, что трубка погасла; тогда он принялся шарить по карманам в поисках спичек.
- Если ты настаиваешь, мы обсудим этот вопрос как-нибудь в другой раз, уныло проворчал он.
- Я уже давно перестала затевать подобные разговоры, поскольку они все равно не приносят проку, - пожала плечами Антония. - Но если мистеру Холману приятно сидеть тут и наблюдать, как мы играем в "счастливую семью", я готова.
Я на лету поймал камешек в свой огород.
- Да нет, мне пора идти, - объявил я, поднимаясь на ноги и ставя пустой стакан на столик рядом. - Вы дадите мне телефон Боулера?
- Естественно. - Кендалл достал бумажник, извлек из него листок бумаги и протянул мне:
- Надеюсь, вы уведомите меня о результатах встречи?
- Разумеется.
Он взглянул на дочь:
- Будь добра, проводи мистера Холмана, Антония.
- В этом нет необходимости. - Девушка нарочито медленно встала. - Ведь он практически вломился сюда...
- Лучше б ты хоть раз нагрубила мне, - почти прошептал драматург, - вместо того чтоб рычать на всех подряд без разбору.
- Ты хочешь сказать, что я должна быть предельна мила со всеми, дабы не бросать тень на образ великого гуманиста? - В ее глазах мелькнул холодный огонек. - О'кей, как насчет вот этого? - Антония двинулась ко мне, да так решительно, что на долю секунды у меня мелькнула мысль: уж не собирается ли юная особа пройти сквозь мое бренное тело; но нет, она все-таки остановилась в паре дюймов, ухватила меня под руку и так тесно прижала ее тыльной стороной к собственному боку, что я ощутил упругую округлость маленькой груди.