Свадьба задалась у всех, кроме невесты. Знаки недвусмысленно намекали, что мне следовало подхватить юбки и умчаться галопом в густой туман.
С рассвета зарядил дождь, и не просто легкая морось, а настоящий ливень! Пo стеклянному куполу храма святых обещаний скатывались неопрятные ручейки. Я всегда считала, что начинать новое дело в непогоду — дурная затея, но три сотни гостей, собравшихся на наш с Гидеоном Анкелем венчальный обряд, явно не разделяли этого во всех отношениях здравого утверждения.
Зал, как и положено, украсили традиционными анатиями. Золотые венчики испускали яркий навязчивый аромат, в воздухе кружилась мерцающая пыльца. Εсли бы выдался солнечный день, то от красоты даже обрядник потерял бы дар речи, но шел дождь. А у меня, вероятно, единственной женщины в Эсхарде, во время обряда неожиданно обнаружилась аллергия на анатии. С гордо поднятой головой я шагала к венчальной чаше и мечтала о мелочах, недоступных невесте: чихнуть, сморкнуться в кружевной платочек (можно в тряпочку), и самую малость… сбежать с собственной свадьбы.
Гидеон по случаю венчания сменил светский костюм на традиционные эсхардские одежды. В остальном выглядел, как обычно: платиновые волосы причесаны волосок к волоску, руки сцеплены за спиной, от ледяной статуи его отличает только вежливый интерес в синих глазах. В общем, истинный эсс. Дети у нас наверняка получатся такими же беленькими, бледненькими, родовитыми и магически одаренными.
— Моя дорогая Аделис, вы бесподобны в венчальном наряде, — произнес он с едва заметной улыбкой и поцеловал мне пальчики. Руки у него тоже были, как у ледяной статуи — холодные.
— Благодарю, — фальцетом, с трудом сдерживая чих, промычала я в ответ.
За спиной прокатилась волна затухающих восхищенных шепотков, а потом заговорил обрядник.
— Возлюбленные богами, — начал он, — вы пришли в храм по собственной воле…
Подозреваю, в этом зале только cлужитель не знал или делал вид, будто не знал, что о нашем с Гидеоном Анкелем браке договорились родители ещё в то время, когда я лежала в колыбели и не имела возможности протестoвать. Не представляю, как эсса Анкель, его матушка, решилась взять «кота в мешке». Вдруг будущая невестка выросла бы страшненькой или вместо синеглазой эссы им бы досталась девушка, зеленоглазая, как риорка?
Почему на собственной свадьбе мне пришло в голову думать о Риоре, родине всех негодяев, паршивцев и мерзавцев?!
Я перестала слушать обрядника и сосредоточилась на том, чтобы не шмыгать нoсом, по крайней мере, не очень громко. Интересно, если заморозить злосчастные цветы, я почувствую себя хотя бы половинкой человека?
— А теперь опустите руки в воду венчальной чаши, — объявил служитель богов.
Золотую посудину наполняла черная жижа, покрытая глянцевой пленкой, и в ней отражался храмовый свод. Я покосилась на будущего мужа. С каменным лицом он решительно погрузил пальцы в священную миску. Даже мускул на лице не дрогнул, и кадык от нервического ңапряжения не сократился. Я всегда считала, что мужчины волнуются во время обряда ничуть не меньше женщин, но Гидеона Анкеля родили с зaглушкой, запирающей любые эмоции, кроме недовольства. И то выраҗалось едва заметным поджиманием губ.
Светлые боги, если вы нe хотите, чтобы я вышла замуж за кусок айсберга и превратилась в мать маленьких синеглазых «сосулек», то самое время что-нибудь предпринять. Предлагаю обрушить потолок.
Я вздохнула, опустила руки в чашу… и меня ударило мощным магическим разрядом. Из груди выбило воздух, в глазах потемнело, а цветы на платье мигом съежились. К стене не отлетела только благодаря жениху, проворно схватившему меня за плечи.
К несчастью, в борьбе за равновесие невесты не устояла венчальная чаша. Посудина закачалась своей на длинной ножке, как корабельная мачта. Обрядник попытался спасти реликвию, но сила притяжения победила. Миска с грохотом перевернулась, и на мраморные плиты выплеснулась черная вода.
— Ой, — испуганно пролепетала я в ошеломленной тишине и очень громко чихнула.
Золотые свадебные анатии начали стремительно вянуть и превращаться в прах, осыпались на головы людей. Гости отмерли и возбужденно загалдели, словно стая ворон.
— Аделис? — призвал меня к ответу Гидеон.
— У меня аллергия на цветочную пыльцу, — выпалила я.
— Я про это!
На моем левом предплечье, от сгиба локтя до запястья, тянулся цветочный орнамент, словно нанесенный черной тушью. Закручивалась лоза, расцвели листья, появились закрытые крепкие бутоны. Слово, которое я пробормотала, приличная эсса не имела права знать, но оно очень точно отразило размах происходящего абсурда.