— Давай, русский, давай! — выкрикивал он, — посмотрим, кто сильнее. Я тебе все кости переломаю, а потом ты будешь у меня просить пощады.
Развязки Федор не увидел. Не до того было. Двое оставшихся боевиков бросились на него. И Федор с каким-то удовольствием выждал, пока первая накачанная и загорелая фигура окажется рядом, размахивая руками и ногами. А затем, немного отступив, обратил энергию наступавшего против него самого. Короткий захват руки, поворот корпуса, бросок, и горец, перелетев через парапет набережной, мешком рухнул вниз. Айкидо — великая вещь. Раздался глухой удар и отчетливый хруст. Федор даже решил, что перестарался. Горячий парень мог и насмерть разбиться, летел ведь с высоты не менее трех метров. Но раздавшиеся снизу вопли его успокоили. Значит, жив. Остальное залечит.
Федор бросил короткий взгляд на Леху. Тот, сбив первого противника, загнал второго в клетку с арбузами и просто месил ногами на глазах у перепуганных продавцов. Горец стонал, закрывая голову руками и орал «Не надо, русский, не надо!».
А последний, увидев столь неожиданный поворот, выхватил пистолет. И навел его на Федора.
— Не подходи! — заорал он. — Застрелю как собаку!
Сержант не поверил. Метнулся в сторону и вниз. Грохнул выстрел, вышибая кусок из бетонного парапета. Перекатившись через плечо, Федор «подрубил» стрелявшего под колени двумя ногами. Дуло вздернулось. Второй выстрел ушел вверх. Боец рухнул, выронив пистолет на асфальт и крепко ударившись затылком. Обезоружив противника, сержант оказался над ним и — уж очень обидно было здесь под пули подставляться — пару раз вмазал по морде и по ребрам для того, чтобы обезопасить себя от новых вариантов.
Встал, огляделся, решив, что дело сделано. Поле битвы осталось за ними. Трое лежали без движений. Один голосил снизу из полусухого русла реки, но его видно не было. Лишь главный «хозяин жизни» сидел, согнувшись под пивным столиком, обхватив свое поврежденное хозяйство, и скулил. Федор решил, что с него хватит. Но тут появился Леха и стал пинать его до тех пор, пока тот не затих. Затем поднял за рубашку и шорты, дотащил до «Мерседеса» и разбил его головой боковое стекло. Потом открыл дверь и «забил» туда тело горца так, что только ноги его теперь безвольно свисали из машины.
Озверевший Леха являл собой устрашающее зрелище. Давно его Федор таким не видел.
— Да ты, я смотрю, уже прочувствовал возвращение, — заметил он, оглядываясь по сторонам, где из всех щелей на них глазели испуганные прохожие. — Пора сматываться, дружище. А то сейчас наверняка менты пожалуют. Не хотелось бы в первый день свободы оказаться в кутузке. Да еще неизвестно кого мы с тобой только что отделали.
— Ты прав, — кинул Леха, подхватывая вещмешок, и устремился через дорогу в заросший деревьями двор. — Беги за мной.
Быстро прошмыгнув дворами, через минуту они уже оказались в квартале девятиэтажек и стояли у дверей Лехиной квартиры на пятом этаже.
Дверь открыла невысокая седовласая женщина с добрыми глазами. Обняв сына, она расплакалась.
— Ну, заходи, сынок, — сказала она, с трудом оторвавшись от него, — а то, что это мы в дверях стоим. И друга приглашай. Давно вас ждем. Поезд-то уже час как пришел.
— Да мы задержались немного, — оглянулся на друга Леха, подмигнув, — пива попили. Жарко очень на улице.
— Здравствуйте, — поздоровался Федор, опуская мешок на пол.
Леха не стал с порога потрясать мать происшедшим у «Маркета». После обеда дворы в городе напоминали пустыню. Пока бежали да по лестнице поднимались, им никто не попался. Как домой вошли, тоже кроме матери никто не видел. Может, и пронесет.
Потом они ели борщ, пили чай. А когда пришел отец Лехи Владимир Валентинович, невысокий крепкий мужичок, много лет проработавший слесарем на судоремонтном заводе. Подобных ему людей, заслуживших всеобщее уважение (а это сержант доподлинно знал из многочисленных рассказов своего приятеля), на производстве во все времена звали исключительно по отчеству. В данном конкретном случае Ларин-старший, естественно, именовался Валентинычем. Он обстоятельно пригладил макушку, почесал кончик носа, крякнул, и на столе появилась беленькая. Сын-то уже большой. Солдат.
Валентиныч Федору понравился — простой рабочий мужик, привыкший честно пахать всю свою сознательную жизнь. Причем работать Валентиныч предпочитал больше руками и трудностей никогда не боялся.
Сержант хозяину тоже пришелся по сердцу, как и Лехиной матери, Антонине Алексеевне.
— Мы ведь, Ларины, сюда из-под Воронежа переехали, — неторопливо рассказывал Валентиныч, наливая сержанту очередную рюмку. — Давно. Лет пятнадцать будет. Друг все зазывал, он тут большим начальником состоит. Цехом управляет на судоремонтном заводе.
Федор кивнул.
— Ну, а у меня в Воронеже дела как-то не складывались — не ладил с начальством.