— Лучшие лодейщики, кормчие и гребцы — в Новгороде, посадник. Конунг Олег очень рассчитывает на них.
— Ударим по рукам к взаимной выгоде и закрепим добрым пиром в посадничьей гриднице.
Воята опять улыбнулся, и даже Рюрик чуть дрогнул узкими губами. Оба были вполне довольны взаимными уступками, легко и просто оговорив важные вопросы в непринужденной, почти дружеской обстановке. Новгородский посадник обеспечил добрым заработком рабочий люд города на время неминуемого разрыва торговли с югом, а Рюрик заручился моральной поддержкой богатого и влиятельного города.
На седьмой день по переезде в Городище Рюрик — в белых одеждах, без брони, шлема и оружия — переправился через Волхов и во главе торжественной процессии двинулся к круглой дубовой роще на холме, в центре которой располагалось капище Перуна. За ним следовали семеро волхвов, посадник Воята в сопровождении именитых людей — «золотых поясов» Новгорода, и толпа жителей. Был четверг, день Перуна и первое возжигание костров святилища. Рюрик чтил своего Одина, но волхвы были немалой силой, и он всегда пользовался своим правом первым принести жертву чужому богу. Это было сродни военной хитрости, которую столь ценил его собственный суровый бог.
Миновав рощу, процессия вышла на расчищенную поляну, в центре которой возвышался грубо вытесанный из цельного дуба бог-громовержец. Семь кострищ с заранее заготовленными сухими дровами окружали идола, и Рюрик остановился. Волхвы молча обогнули его, и каждый прошел к своему кострищу. Князь медленно и торжественно поднял руку, и жрецы тотчас же вздули пламя под кострами. Выждав, когда огни разгорятся, Рюрик змейкой обошел их по окружности, очистившись у каждого из семи костров, и встал лицом к Перуну.
— Великий и грозный повелитель небес, владыка громов и молний! — громко возвестил он. — Рюрик, князь Новгородский, просит милости твоей для великого города и всей Земли Новгородской. Простри могучую длань свою над городом и его силой, над мужами и женами, над семьями и родами, прикрой нас от мора, глада и пожара, защити от врагов очаги наши и корабли наши, приумножь силы наши и богатства наши, и я, князь Новгородский, воздам тебе от добычи своей. Прими с благосклонностью мой залог!
Рюрик шагнул к идолу, достал из-за пояса золотую стрелу и с силой вонзил ее в подножие столба. Отступив, низко поклонился, повернулся лицом к толпе и воздел обе руки:
— Слава Перуну!
— Слава! Слава! Слава!
Взятая князем на себя часть ритуала была исполнена. Рюрик присоединился к посаднику, стоявшему на шаг впереди «золотых поясов», наблюдая вместе с ними за жертвоприношениями волхвов. Они резали белых кур и черных петухов, гадали по их внутренностям и сжигали на кострах. Гадания были благоприятными, в чем Рюрик не сомневался: его люди заранее навестили волхвов с богатыми дарами.
Рюрику удалось расчистить дорогу к переговорам, и, когда в Новгород приехал Олег, «золотые пояса» не очень сопротивлялись предложенным условиям, тем более что конунг обещал трехлетний беспошлинный ввоз товаров. Городские воротилы и посадник скрепили подписями договор, новгородцы поорали, подрались и успокоились, добившись хороших заработков для лодейщиков, плотников, гребцов и кормчих, а молодежь с восторгом приняла решение о добровольном участии в походе, сулившем отаву и добычу. Ставко занимался отбором лучников и копейщиков, Зигбьерн договаривался с рабочими артелями, а посадник Воята помогал с чистой душой, очень довольный тем, что Новгород не остался в стороне от военного предприятия, сулящего огромные выгоды без всякого риска для города и его жителей.
Конунг Олег и князь Рюрик тоже имели все основания быть довольными: за спиной русов оставалась сила, что обещало спокойствие, по крайней мере, до решающей схватки за Киев. Тем временем Гуннар поднимал чудь и ливов, Ландберг отправился уговаривать финнов, а Хальвард — в этом Олег не сомневался — уже подбирал верных исполнителей для удара по союзу Рогхарда и Аскольда.
Хальвард был суров и немногословен, Давно занимаясь тайными делами Олега, он больше знал, чем говорил, всегда докладывая собственному конунгу об исполнении его повелений и никогда — о способах. У него были свои люди едва ли не во всех племенах, с которыми судьба связывала русов, он щедро платил им зачастую из собственного кармана, чтобы по возможности избегнуть посредников и не посвящать в расходы похожего на утку Ольриха, отвечавшего за казну конунга. Он полностью доверял лишь своему другу и побратиму Годхарду, посвятив только его в приказ, который отдал Олег.
— Это должен сделать киевлянин, Хальвард.
— Ты прав, брат Годхард, и у меня есть такой на примете. Отращивай славянскую бороду и придумай, как спрятать оселедец: ты поедешь в Киев с моими людьми. Они сведут тебя с киевлянином. — Хальвард достал нательный крестик и протянул его побратиму. — Он — тайный христианин и когда-то поклялся на этом кресте, что исполнит мою волю.
— Ты веришь христианам, Хальвард?
— Я не верю никому, кроме конунга и тебя, брат Годхард. Но во-первых, христианин обязан мне жизнью, а во-вторых, я знаю, как достать его жену и детей. Пришла пора платить долги — вот что ты ему скажешь, когда передашь крест.
— Если его схватят, он может признаться под пытками, кто приказал ему убить родного брата конунга рогов.
— Это— твоя заботя, брат Годхард. Его забота — нож, стрела или яд. Он — орудие, не более того. Остальное должен совершить ты, и мои люди выполнят любой твой приказ.
— Но почему ты выбрал именно христианина?
— Год назад Рогдир вырезал всех христиан в Полоцке, а их жен и детей принес в жертву Перуну. Ас-кольд знает об этой резне и воспримет смерть Рогди-ра как месть за гибель единоверцев. Око за око, зуб за зуб.
— Насколько мне известно, христиан учат смирению, брат.