Три чашки горя при свете звёзд - де Бодар Альетт

Шрифт
Фон

Перевод: Anahitta при поддержке группы "Литературный перевод". 2018 г.

https://anahitta-n.livejournal.com/

Зелёный чай. Зелёный чай делают из пропаренных или слегка подсушенных чайных листьев. Заварка светлая, с приятным травяным вкусом. Перенастаивать нельзя, иначе чай становится горьким.

После похорон Куанг Ту ушел в свою каюту и сидел в одиночестве, пялясь невидящим взглядом на неторопливый балет роботов-уборщиков по крохотной комнатке − металлические стены уже сияли первозданной чистотой, все следы присутствия мамы и её многочисленных плакальщиков уже отскребли. Он отключился от общественной сети − невыносимо смотреть на краткие сводки о жизни мамы, бесконечные записи похоронной процессии, стотысячную толпу зевак на кладбище, которые собрались на прощальную церемонию, словно стервятники, пирующие на чужом горе. Они же не знали маму, их её смерть не затронула, а цена возложенным цветам та же, что и защите Парчового стража.

− Старший брат, я знаю, что ты здесь, − раздался голос за дверью. − Можно войти?

Ну конечно. Куанг Ту и не пошевелился.

− Я ведь сказал, что хочу побыть один.

Послышалось фырканье, похожее на усмешку.

− Хорошо. Если ты настаиваешь...

Его сестра, «Тигрица под баньяном» материализовалась на кухне и зависла над полированным столом с остатками утреннего чаепития. Конечно, это была не совсем она, она − Разум, заключенный в центральном отсеке космического корабля, слишком тяжелого, чтобы покинуть орбиту. Поэтому на планету она проецировала аватар − свою идеально визуализированную уменьшенную копию − изящную и четкую, с небольшим черным пятном в знак траура.

− Как это типично, − сказала она, паря в воздухе. − Нельзя просто так отгораживаться ото всех.

− Хочу и отгораживаюсь, − огрызнулся Куанг Ту, чувствуя себя так, будто ему снова восемь лет и он пытается переспорить сестру − впрочем, как всегда безуспешно. Как и другие разумные корабли, злилась она редко. То ли такими их конструировали в Императорских Цехах, то ли потому, что их жизнь исчислялась веками, а жизнь Куанг Ту (и мамы) − десятилетиями. Он решил было, что она и горевать не умеет, но что-то в ней изменилось − движения стали медленными и осторожными, словно она могла сломаться от чего угодно.

«Тигрица под баньяном» зависла над обеденным столом, глядя на роботов. Взломать их пара пустяков; в комнате нет ничего достойного защиты. Да и кто будет красть этих роботов?

Всё равно самое ценное у Куанг Ту уже забрали.

− Оставь меня в покое, − сказал он, но на самом деле этого не хотел. Не хотел сидеть в одиночестве, слушая тишину и клацанье по металлическому полу роботов, начисто лишенных человеческого тепла.

− Не желаешь поговорить об этом? − поинтересовалась «Тигрица под баньяном».

Не было нужды уточнять, о чем именно, и он не стал обижать её притворным непониманием.

− Какой в этом смысл?

− Побеседовать, − с противоестественной рассудочностью ответила она. − Это помогает. По крайней мере, мне так говорили.

В ушах Куанг Ту опять зазвучал голос Парчового стража. Неторопливый, размеренный тон, выражающий соболезнование его утрате, а затем хмурый взгляд и будто удар ножом в живот.

«Вы должны понять, что работа вашей матери была неоценимой...»

«Неординарные обстоятельства...»

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке