Эсмеральде Ветровоск
— береги себя..
Он родился в глубинах Круглого моря. Поначалу он был всего лишь мягкой плавающей массой, омываемой снующими волнами. Потом он отрастил себе раковину, но в этом бурно кипящем мире жили такие крупные твари, что она была им на один зубок. Тем не менее, он выжил. Возможно его крохотная жизнь тянулась в том же духе целую вечность, пока течение или прочие плавучие твари не положили бы ей конец, если бы не лужа.
Это была теплая лужа в глубине пляжа, периодически наполняемая пупсторонними штормами. Там созданьице жило, поедая других более мелких созданий, росло, пока, наконец, не стало царем лужи. Так бы и рос моллюск дальше, если бы не жаркое летнее солнце, осушившее лужу.
Тело умерло, но панцирь остался, храня в своей сердцевине зародыш острого ядра. Следующей штормовой волной его смыло на побережье, где он поселился, болтаясь среди гальки и принесенных штормом обломков.
Так море бушевало столетиями, пока не высохло и не отступило с земель прочь, оставив колючую раковину давно умершего моллюска погребенной в толще ракушек умерших созданий помельче. Так она и лежала, медленно врастая внутрь острой основой, пока однажды ее не нашел какой-то пастух, выгнавший свою отару на холмы, известные как Мел.
Он подобрал попавшийся ему на глаза странный предмет и покрутил в руках так и сяк. Неказистый, но не кривой, и удобно лежит в руке. Слишком правильной формы для кремня, но содержит внутри что-то похожее на кремень. Серая поверхность как у камня, но под ней золотистые вкрапления. Из плоской поверхности предмета торчат пять похожих на полоски равномерно размещенных бугорков. Пастуху уже попадалось на глаза нечто подобное, но эта вещь была иная. Она будто сама прыгнула ему в руки.
Пока он вращал штуковину, внутри ее что-то шуршало, словно она пыталась ему что-то сказать. Он знал, что это глупо, и он наверняка еще не брал в рот ни капли пива, но странный предмет как будто заполнил собой все его сознание. Наконец он обругал себя идиотом, но не выкинул находку, а взял ее с собой, чтобы показать дружкам в баре.
— Поглядите-ка, правда, похоже на корону?
И разумеется один из его приятелей расхохотался в ответ:
— Какая корона? Какой в них прок? Разве ты, Даниэль Болит, король?
Но пастух принес находку домой и аккуратно положил на кухонную полку рядом с остальными своими сокровищами.
Там она на какое-то время была забыта и потеряна для истории.
Только не для семьи Болитов, которые передавали ее по наследству от поколения к поколению.
Этот день был из числа запоминающихся. Тиффани, стоявшая на вершине холма, возвышавшегося над родительской фермой, чувствовала, что вот-вот разглядит край света. Воздух был кристально чист, а порывы ветра унесли опавшие листья со скрипучих омертвевших ветвей, освобождая место для весенней поросли.
Ей всегда было любопытно, почему здесь растут деревья. Бабуля Болит рассказывала, что раньше здесь наверху были тропы, проложенные во времена, когда внизу в долине находилось болото. Вот почему, по словам бабули, древние люди так высоко строили свои дома, подальше от болота и других людей, которые могли бы позариться на овец.
Возможно они чувствовали себя увереннее рядом с обнаруженными здесь древними каменными кругами. Или даже именно они их создали? Никто не знал наверняка, откуда они взялись… но каждый знал, что лучше держаться от них подальше, даже несмотря на то, что никто не верил, что что-то случится. Просто на всякий случай. В конце концов, даже если круги хранят какие-то древние тайны или сокровища, как это поможет пасти овец? И хотя многие камни завалились, что если люди, которые оказались под ними не хотят, чтобы их откапывали? Мертвые не означает добрые. Ох, если бы.
А вот Тиффани как то использовалась одной конкретной кучей камней, чтобы попасть в страну фей, хотя она и оказалась не такой, какой ее представляли в книге «Добрыя книшка децких валшепных сказак», и опасности были реальны.
Сегодня она ощущала потребность прогуляться к камням. Она, как любая благоразумная ведьма, носила крепкие ботинки, способные пройти где угодно. Хорошая, правильная обувь. Но она не мешает ей чувствовать землю, слышать то, о чем она хочет ей поведать. Все началось с чесотки, зуда, который возник в ступнях, пока она шарила рукой в баране, стараясь избавить животное от неприятного приступа колик. И не стихал, добиваясь внимания, заставлял ее спуститься к кругу. Тиффани не имела ни малейшего представления, зачем ей идти к камням, но ни одной ведьме не придет в голову наплевать на знак, который мог оказаться призывом. И, кстати, камни там были для защиты. Для защиты ее земли от того, что может попытаться проникнуть сквозь…
Поэтому она тут же, нахмурившись, направилась туда. Но почему-то тут, наверху, на вершине Мела, все казалось в порядке. Как всегда. Даже сегодня.
А так ли это? Потому что, к удивлению Тиффани, не одну ее сегодня ноги привели к каменному кругу. Повернувшись кругом и прислушавшись к ветру, шуршащему в чистом, звенящем воздухе опавшей листвой у ее ног, она заметила промелькнувшую рыжую шевелюру, синие татуировки, и услышала тихий возглас «Кривенс!», когда солидная кучка листьев оказалась нанизанной на рога шлема сделанного из кроличьего черепа.
— Кельда сюды меня сама направила, дабы стеречь сии каменюки, — заявил расположившийся поблизости на удобном скальном уступе Роб Всякограб. Он оглядывал окрестности словно ждал появления налетчиков. Со всех направлений разом. И особенно со стороны круга.