— Левошка гонит! — по звуку колокольчика определяет Пашка.
— Левоха! — соглашается Ванька и добавляет: — Нынче рано погнал, к ночи в Нелюдном будет.
— До ночи будет! Леонтий на вожжах не заснет.
Колокольчик, кажется, совсем близко, но морозная тишина обманывает: проходит минут пять, прежде чем из-за заснеженных елей показывается тройка горбоносых лохматых лошадок... Еще каких-нибудь две минуты, и она скрывается под обрывом высокого, поросшего тайгой берега. Увязая в сугробах, Савка бежит за тройкой и кричит:
— Пошта! Пошта!
— Ух ты! — восторженно оценивает Ванька событие,
— Ты ничего не видел?—спрашивает Пашка.
— Дуга у Левонтия новая: зеленая, цветы красные.
— И правая пристяжка молодая. Звезда на лбу и заносит.
— Левошка выучит...
— Левошка-то?.. Он любую выездит.
— А человека в санях видел, какой в тулупе?
— Стражник. Когда почта с деньгами бежит, при ней всегда стражник с леворвертом.
— Может, ссыльного везут?
— Ссыльных весной погонят... Их по одному не возят.
Разговор о почте понемногу иссякает. Отзвучал колокольчик, застыла над Горелым погостом белая скука зимней тишины. Ванька вздыхает, Пашка с хитрецой на него поглядывает.
— Про Гришку Ерпана ничего не слышал? — словно невзначай, спрашивает он.
Всякая новость на Горелом погосте на вес золота, про Удалого Гришку Ерпана — того дороже. Гришка — зверовщик и слывет лучшим добытчиком. Неужто стряслось что-нибудь с Ерпаном? По лицу приятеля Ванька понимает, что тот сразу новость не выложит.
— Ерпан зверовать пошёл,— отвечает он.— Про него теперь долго слуха не будет.
— Отзверовал!—таинственно сообщает Пашка и, желая помучить приятеля, смолкает.
— А что?
— Да вот то...