— Знаешь, Пашка, французы и англичане нам пособниками никогда не были и не будут, но и Гитлеру я ни на грош не верю, — сказал Лихачев. — Конечно, наших министров ему не обмануть, но вот попомни мое слово, если нам придется воевать, так только с немцами. Это такой народец, что испокон веков на нашу землю зарится…
В голосе его звучала такая убежденность, что Крутов не стал спорить и лишь пожал плечами: поживем — увидим.
Среди ночи, когда сон так сладок и крепок, тревожно заговорил горнист.
— Р-рота! В ружье! — раздался у палаток зычный голос Турова. Он был одет, при снаряжении и только поглядывал на часы. Кузенко рядом с ним.
Крутов подхватился как встрепанный: гимнастерку, брюки — на себя, ноги — ботинки. Тут уже не до пуговок, шнурочков, успеть бы выскочить вовремя, потому что если стрелкам винтовку в руки, да и был таков, то пулеметчикам надо еще до стеллажей бежать.
Рядом пыхтел Сумароков, довертывал обмотку, а Крутов уже охватил себя ремнем: подсумок с патронами, лопатка еще с вечера на ремне, шинель в скатке и приторочена к ранцу. Тревогу ведь заранее не объявляют, поэтому надо всегда быть готовым.
— Пулеметчики, за мной! — скомандовал Коваль. У него кирзовые сапоги, с ними быстрей управиться, а все равно к стеллажам бойцы подбежали с ним разом.
— Разбирай пулемет!
Лихачев — силач, пригнулся:
— Вали, братва, «максима» мне на спину целиком. Допру.
Стрелковые взводы уже стояли в строю. Пулеметчики пристроились сзади, и тут раздалась команда: «Батальон! Смирно!»— значит, вышло время, отведенное на сборы по тревоге.
В наступившей тишине слышался лязг повозок, цоканье копыт: ездовые рысью гнали к строю пулеметные повозки.
Низенький плотный комбат капитан Бородин шел вдоль строя. На нем с одного боку — командирская пухлая сумка, с другого — кобура с пистолетом, противогаз сдвинут за спину. На темном лице выделялись выгоревшие до белизны, светлые, как перезревший колос пшеницы, широкие кустистые брови.
Бородин появился в полку в декабре, когда батальон из немногочисленной учебной команды был за два дня развернут до махины в несколько сот человек, по штатам военного времени.
Молодые бойцы тогда удивлялись, что пожилой, всеми своими повадками штатский человек вдруг заменил кадрового старшего лейтенанта — принял командование батальоном.
Поговаривали, что Бородин до призыва в армию работал учителем, но каким, где — никто толком не знал. Крутов не раз попадался ему на глаза на учениях, на стрельбище, будучи в нарядах, но разговаривать не приходилось.
Однако Бородин даже в темноте сразу узнал и Крутова и Лихачева.
— Ну как, пулеметчики, все в порядке?
— Так точно! — громко ответил за них Коваль и прищелкнул каблуками. — Пулеметное отделение готово!
Получилось это у него здорово — сухой, как выстрел, щелчок одновременно с отрывом руки от пилотки.
— Лейтенант Туров, доложите! — Голос комбата — густой, резкий требовательно прозвучал на весь плац.
— Товарищ капитан, в строю сорок два, в наряде пять, заболевших двое. Докладывает лейтенант Туров! — откликнулся лейтенант с правого фланга роты.