– Этот… пытался хлороформом… его, боевого пса!
Я сказал:
– Угу. Может, если у вас есть телефон, вызовете скорую? С такой дырой на шее Шарп долго не протянет.
Женщина чуть слышно проговорила:
– Я думала, вы из полиции.
Я ничего не ответил. Вдоль стены она прошла к заваленному старыми газетами подоконнику и протянула руку к стоящему с краю телефону.
Я посмотрел вниз на маленького ветеринара. Кровь больше не текла из его шеи. Лицо у него было белее всех лиц, какие я когда-либо видел.
– Не надо скорую, – сказал я женщине. – Звоните прямо в полицейское управление.
Человек в комбинезоне опустил руки и, встав на одно колено и похлопывая по полу, ласково заговорил с собакой.
– Спокойно, старина, спокойно. Мы тут теперь все друзья. Все друзья. Спокойно, Фосс.
Собака зарычала и слегка приподнялась на задних лапах. Человек продолжал говорить с ней. Собака перестала рычать, и вздыбленная шерсть на ее загривке улеглась. Человек в комбинезоне продолжал тихонько уговаривать животное.
Женщина у подоконника положила трубку и сказала:
– Выехали. Думаешь, управишься, Джерри?
– Безусловно, – ответил мужчина, не сводя с собаки глаз.
Та легла теперь животом на пол, открыла пасть и высунула язык. С языка капала слюна – розовая слюна, – перемешанная с кровью. С одной стороны морды вся шерсть была в кровавых пятнах.
Человек, которого звали Джерри, говорил:
– Эй, Фосс. Эй, Фосс, дружок. Ты теперь в порядке. Ты в полном порядке.
Собака тяжело дышала и не шевелилась. Человек выпрямился, вплотную подошел к ней и потянул за ухо. Собака отвернулась и позволила к себе прикоснуться. Человек погладил ее по голове, расстегнул растерзанный намордник и снял его.
Он встал, держа кусок оборванной цепи, собака послушно встала вслед за ним и вместе с ним вышла через двустворчатую дверь в заднюю комнату.
Я слегка подвинулся, чтобы не стоять напротив задней двери. У Джерри могли быть еще дробовики. В его лице было что-то, что меня беспокоило. Словно я где-то раньше уже видел его, только довольно давно или, может быть, на фотографии в газете.
Я взглянул на женщину. Красивая брюнетка лет тридцати с небольшим. Дешевое ситцевое платье не подходило к ее изящно изогнутым бровям и длинным ухоженным рукам.
– Как это случилось? – небрежно, словно это не имело большого значения, спросил я.