В тот момент Рашид как-то прочувствовал, что у меня край, и говорит: «Сделаем так. Я человек небедный. Наплевать, как это выглядит, но тебе нужны деньги».
И он стал их мне давать. Несколько лет я жил за его счет. Православный священник на средства мусульманина. Вот так вот. Но правда есть правда.
У большинства белого духовенства есть гигантская проблема: непонятно, как кормить семьи. Зарплата всего двадцать тысяч рублей! А то, что продажа свечек и требы, то есть отпевание и венчание, приносят деньги, — это все иллюзия. Ничего они не приносят. В основном духовенство живет за счет пожертвований прихожан. А труд священнослужителя — титанически тяжелый. По девять часов на ногах. А еще исповедь. Выслушать человека и, причем не формально, сопереживать ему бесконечно тяжело. Человек чувствует фальшь, его не обманешь. Я преклоняюсь перед настоящими священниками. Их мало, как всего настоящего.
В общем, жил я на деньги друга, пока не начал опять сниматься.
Сначала режиссер Павел Лунгин предложил в «Острове» сняться в небольшой роли. Я искренне считал, что мне нельзя. А ведь такой фильм получился!
Потом меня позвали еще в одну картину… В разговоре со знакомым священником я посетовал:
— Мне такие деньги за роль предлагали, а я отказался…
— Аморальщина?
— Да нет, семейные какие-то разборки, туда-сюда ходят, всячески страдают.
— А что ж ты отказался?
— Так нельзя же.
— А где это написано? Ты не дури, сам не принимай решение, а напиши патриарху и спроси.
Через три недели пришел ответ, что можно, раз семью содержать надо. Мне тут же предложили Распутина сыграть, и я начал сниматься. Вообще утверждение, что актерство — греховная профессия, чушь собачья. Какое именно актерство? В свое время Иоанн Златоуст написал знаменитую статью «О театре». Но что такое театр в его времена? Это римские и греческие действа, когда на сцене вместо клюквенной крови использовали настоящую, просто резали раба: чего морочиться? И конечно, такое безобразие не могло понравиться Златоусту. Но теперь-то все не так. Нынешний, академический театр — внучатый племянник площадных, рождественских представлений. «Гамлета» Шекспир писал в свободное от «елок» время.
Мы с Ефремовым, моим другом со студенческих лет, вместе снимались в фильме «Беляев». Это ремейк «Человека-амфибии». Я играл профессора, который имитирует собственную гибель. Мне сделали дикую маску — разбитое пулей лицо, я загримировался, и тут объявили обед. И как раз Андрюха Васильев приехал. Это главный редактор «Коммерсанта», они с Мишей снимались еще детьми в фильме «Когда я стану великаном». Потащили меня в ресторан. Я говорю:
— А как я есть-то буду — мне эта маска все лицо закрывает.
— Да ладно… — говорят, — сожрешь как-нибудь.
Приезжаем в ресторан, а меня не пускают. Ребята объясняют:
— С ним все нормально, он уже анальгин выпил.
А официантка не сдается:
— Какой анальгин? Ему в морду, наверное, раза три выстрелили! Как он еще двигается?
Мишка говорит:
— Двигается, не двигается, а кушать хочет все равно. Он сейчас восстановится, только покушать и выпить надо. У него часто так.