Съел и добавил:
— Да ты не тревожься особенно-то, я ведь тоже пошутил просто.
Жил у Белого озера Жаворонок. Большой певун был. Бывало, рассвет еще только чуть краешек неба тронул, а уж он с гнездышка сошел, встряхнулся, сказал самому себе:
— С добрым утром, Жаворонок.
Умылся росой и полетел над озером с песней, зазвенел серебряным колокольчиком:
— Вставайте, вставайте! Ночь кончилась. Новый день загорается.
Сам был веселым и других веселил. Иной раз утро выдастся пасмурное, серое. Не глядел бы на небо. А поднимется над озером Жаворонок, пронесет над ним свою песню, и зашевелятся все:
— Подумаешь — пасмурное. А мы его сейчас песнями расцветим, и будет оно веселым.
И тоже летят в небо.
Хорошо жилось Жаворонку у Белого озера, легко пелось. Но поселился возле него Кулик. Прилетел и; свил себе гнездо на кочке.
— Здесь, — говорит, — жить буду.
— Живи, — сказал Жаворонок, — я всегда рад; соседа иметь!
И на следующий день встал пораньше. Думает: «Спою сейчас Кулику свою песню, пусть послушает. И утро ясное выдалось, как раз для песни. А Кулик, наверное, спит еще.
Смотрит, а Кулик уже на кочке сидит, на воду глядит. Крикнул ему Жаворонок:
— С добрым утром, сосед.
Поглядел Кулик на него и хмуро так говорит:
— Какое ж оно доброе?
— Как же! Ни одного облачка.
— Вот это и плохо, что ни одного. Хотя бы одно — лучше было бы.
«А что, — думает Жаворонок, — прав Кулик: не хватает сегодня небу облачка». И уж стало казаться ему утро скучным, совсем не для песни. И не пронес он в этот раз над озером свой звоночек. Сидел на краешке гнездышка и говорил самому себе:
— Прав Кулик, очень прав: никак нельзя в такое утро песни петь.
А спеть хотелось, и поэтому проснулся он на следующее утро до света. Смотрит, а утро и ясное и с облачком. «Эх, — думает, — и спою сейчас!»