— Отправляйся домой.
Поклонившись и подхватив суму, молодой пастух вышел из шатра. Остановился, на мгновение ослепленный сиянием утра, вдохнул чистый, прохладный воздух и залюбовался величественной картиной, открывшейся перед глазами. Войско Бога живого и войско филистимское занимали вершины двух обширных, пологих холмов — образуя как бы два спящих муравейника. Меж холмами располагалась небольшая долина, покрытая нежной, свежей травой. Посреди долины росло всего лишь одно дерево — старая чуть наклоненная смоковница. В сочной тени дерева стоял белый полотняный шатер, с синим овальным пятном входной занавеси. Это было ЕГО жилище. И рядом не было никакой охраны. Поблизости с шатром поблескивала в траве лишь большая алмазная булавка — изгиб родникового ручья.
Эхананан долго смотрел в сторону шатра и дерева, надеясь разглядеть хозяина его, но тот не появлялся. Молодой пастух пошел разыскивать братьев. И отыскал их скоро. Они спали под одним войлочным пологом у погасшего костра, от холодных углей его еще шел запах горелого бараньего жира. Элиав, Аминадав и Самма. Когда Эхананан разбудил их, они не обрадовались. Даже вид отцовских гостинцев не рассеял их пасмурности. Может быть, им всем приснился дурной сон. Младший брат не стал спрашивать об их сне, он сразу спросил о НЕМ.
Элиав, рассматривая куски разломанной хлебины, недовольно вздохнул. Аминадав упрекнул младшего брата в легкомыслии. Самма добавил, что тут не одно лишь легкомыслие, но и греховное любопытство.
— В чем же вы видите одно и другое?
— Ты захотел потешить себя необычным зрелищем, оттого и вызвался доставить посылку от отца. Горе Израиля для тебя развлечение — вот в чем грех. — Объяснили братья, лениво жуя.
— Не наблюдать только, но сразиться с НИМ, пришел я.
— Сразиться? Ты с НИМ? Каким же образом? — Удивились братья, и даже перестали есть.
Вокруг, на звук разговора, стали собираться любопытные. Люди на войне без дела всегда скучают и рады случаю развлечься.
— Да, сразиться! И я прошу вас братья дать мне оружие и панцирь.
— Ты обезумел, и не знаешь, что говоришь! — Сказали Элиав, Аминадав и Самма, уже не насмешливо, а раздраженно.
— Я выйду против НЕГО и убью ЕГО.
Братья молча переглянулись, пряча неприятные ухмылки в бородах. Старший из братьев Элиав сказал.
— Ладно, возьми тогда вон там мой щит, и меч рядом с ним тоже возьми.
— А там, видишь, лежит мой панцирь из медной чешуи, бери. — Сказал Аминадав.
— Можешь взять мое копье и поножи. — Последним из братьев сказал Самма.
— Шлем не забудь. Наплечники возьми, мои возьми. Смотри, какая перевязь для ножен! — Со смехом предлагали столпившиеся воины. Элиав, Аминадав и Самма хмурились, им казалось, что младший брат позорит их. Они хотели отделить себя от него, и смеялись над ним вместе с чужими.
Эхананан смущенно глядел на гору собранного оружия. По молодости лет никогда ему еще не приходилось облачаться для битвы по всем правилам. Братья и прочие помогли ему, находя много развлечения себе при виде его неловкости и неопытности.
На голоса явился Авенир, такой живой шум давно уже был редкостью в лагере Израиля. Военачальник едва узнал пастуха под воинским облачением, и спросил, для чего он затеял такое.
— Я хочу с НИМ сразиться, и должен сразиться.
Мудрый Авенир, воин опытнейший, спросил у него тогда.
— Зачем же тебе оружие, если ты хочешь выйти против НЕГО?