— В «тувалет»! — передразнила Мария Ивановна. — Грамотная, от работы отлынивать…
Мария с трудом разогнула поясницу, пытаясь продохнуть сквозь боль. Села на ящик, расслабилась.
Нахлынуло ушедшее было в отъездно-приездной суете, воспаленное, болезненное сожаление о минувшем невозвратно времени, о служении верном, — была ведь и усердна и терпелива, — за которое воздалось так щедро…
Обида мучила: уж очень долго продолжалось неведение! Мария иногда находила при уборке то чужую помаду, то обломок расчески с застрявшими волосами, то шпильки. Спрашивала полушутливо мужа, тот невозмутимо пожимал плечами, и Мария старалась припомнить, какая из бывших недавно у них в гостях знакомых красится такой помадой, кто носит пучок.
Поженились они с Александром сложившимися людьми. Марии было много за тридцать, Александру — за сорок. Вместе с Александром всю жизнь жила мать, и женился он, когда матери стали необходимы помощь и уход. Соскучившаяся в одиноком житье, Мария с радостью взяла на себя хозяйственные хлопоты; терпела капризы старухи, потакала холостым привычкам мужа. Детей у них не было: на пятом десятке Александр не захотел их заводить. Старуха тоже требовала от сына и невестки удобства и тишины, а не внуков.
Однако известно, что нет ничего тайного, что рано или поздно не стало бы явным. Неделю назад по дороге в главк Мария заскочила домой переодеться: неожиданно настало весеннее радостное тепло. Открыла дверь своим ключом, увидела на вешалке плащ мужа. Обрадовалась: в этот час муж должен был быть в заводоуправлении. Рядом висело красное, почти детское пальтишко. Желая узнать, кто у них в гостях, Мария рванула дверь в большую комнату и тут же захлопнула, облившись стыдом.
Девчонка была не старше этой, собралась мгновенно, прошествовала с нахальным видом, напялила пальтишко с развязной улыбочкой, выскочила за дверь. Позвонила по телефону минут через пять: «Ваш муж забыл отдать мне кошелек!» — «Милая, кошелек он отдал мне! — самообладание и чувство юмора Мария, к счастью, не потеряла. — Тебе ласки, а мне денежная компенсация за моральный ущерб». Девчонка помолчала, не нашлась что ответить и повесила трубку.
Свекровь, опираясь на палку, выглянула из своей комнаты. На лице ее сияла довольная ухмылочка: Марию она не любила.
Беда не приходит одна. С тех пор как ее назначили начальником отдела, Мария, как и ее предшественник, подписывала ведомости на зарплату сверхштатников за разработку проектов и исполнение рабочих чертежей: производство у них было мелкосерийное, деньги на сверхштатников имелись. Подписывала, доверяя Александру, хотя ни сверхштатников, ни чертежей по ее отделу не проходило. Но на той же роковой предпраздничной неделе вдруг выяснилось, что их и не существовало — чертежей и сверхштатников. Мертвые души проходили по ведомостям за ее подписью… Дело замяли, у Александра хватило влиятельных друзей, заинтересованных в том, чтобы все было тихо.
Но Мария натерпелась и страху и позору. Тогда-то ее осенило: уехать! Так долго манила Сибирь — всю жизнь, пожалуй, — ну и начни с белой страницы! В том, что в этой прекрасной, по телевизору ежевечерне виденной индустриальной Сибири готовы соответствующая квалификации Марии должность и приличное жилье, сомнений не возникало. Как это возможно, что не нужны пока ИТР? С ее-то профилем и опытом! Сорвалась с ею самой надпиленного сучка в жажде забыть всю эту гадость, грязь, позор, в жажде не думать, что о ней говорят, как судят ее в прошлой, устроенной, прочной, как казалось, жизни. «А что ты хочешь? — заявил, расставаясь, Александр, — не за красоту, которой у тебя нет, я на тебе женился?..» Жаждалось от всего этого, обрушившегося нежданно, провалиться сквозь землю: чего-чего, а совести ей было отпущено с избытком. Провалилась… Здесь уж никто из ее прошлого, слава богу, не возникнет. К съезду в котлован подъехала «Волга», из нее вылезли двое мужчин в ондатровых рыжих шапках и толстых демисезонных пальто.
— Мы сюда уложили четыре тысячи кубов! — говорил сердито один из них — широколицый, светлобровый здоровяк. — Прикинем — не проходят самосвалы, еще сыплем. Не стоять же бетону? А сегодня залезли в проект, там пятьсот кубов!
— За пятьсот и будем платить…
— Петр Семеныч, вы же видите невооруженным глазом, тут не пятьсот кубов! Вы же представляете заказчика, не отпихивайте от себя, решайте вопросы…
Мужчины вернулись к машине, постояли, споря и размахивая руками, потом «Волга» развернулась и уехала.
— Кто это? — спросила Мария. Кого-то вдруг напомнил ей светлобровый.
— Мордатый — наш начальник строительства, и. о., а энтот не знаю, не буду врать… Ну, перемоглась маненько? — Мария Ивановна поднялась, отбрасывая цигарку. — Ничего, втянесси постепенно, ты не отчаивайси. Скоро уж обед, а там и смене конец. Поделишь так день — и не страшно. Это с утра до полтретьего кажется, как дотянуть? А по кусочкам дели — и не страшно…
— Да вчера мне казалось, я уж втягиваться начала. А сегодня вдруг в боку колет. Аж в глазах темнеет…
— Простыла! Я упреждала тея! — сказала подошедшая Анастасия Филипповна. — В перьвый день налегке разгуливала. Есть небось пальто теплое, сапожки? Чего не взяла?
— Затмение нашло, — усмехнулась Мария. — В Москве березы распустились, теплынь. В контейнер все теплое запаковала, товарной скоростью едет.
— Неуж барахла цельный контейнер везешь? — удивилась Мария Ивановна, поглядела на Анастасию Филипповну. Та прыснула в кулак:
— Где тут с им?
— Везу кое-что, — Мария вздохнула. — Жизнь прожила, не бросать же… Библиотека у меня большая.