— Милая! Спасены! Все спасены!
Зоя одернула пальто и пошла домой.
Почти у самого дома ее встретила
черная с желтым расуловская «Волга». Возбужденный Расулов выбрался из машины и схватил Зою за руку.
— Ищу по всему городу! Боялся, не ранило ли. Сараджон сказала, что вы были на студии, а то я у соседей спрашивал, говорят, исчезла. Ваш дом цел, только трещина в стене, и труба упала, а мой — страшное дело — весь развалился. На мостовой кроватка детская, измята вся. Там Фаиз спал. Жена увидела — плачет. А я говорю: зачем плачешь, смеяться надо. При такой катастрофе всего четырнадцать раненых! Кто сделал предсказание? Он, Мирошин, так? Я говорил, что он замечательный человек! Садитесь, Зоя. Надо нашего героя найти…
Зоя остолбенела. Она одна виновата… Она одна! Только бы он был жив! До крови закусив губу, она села в машину рядом с Расуловым.
Они долго пробирались по улицам, заставленным вещами и заваленным кучами обломков, непрерывными гудками прося людей расступиться. Наконец им удалось выбраться на Нурдаринское шоссе, и Расулов погнал машину.
Скоро они увидели человека, торопливо шедшего навстречу. Он сощурился от света фар и отступил на обочину.
— Он! — вскрикнула Зоя.
Расулов затормозил и выскочил из машины. Он обнимал Мирошина.
— Рахмат! Спасибо тебе! За город — рахмат! Семьдесят тысяч жизней спас! Рахмат! За сына моего Фаиза — рахмат, за жену — рахмат!
Мирошин, не понимая, обернулся к Зое, она утвердительно кивнула ему. И тогда лицо Мирошина сморщилось, не сдержав слез, он уткнулся в плечо Расулова.
— Ты стал мне как сын, — говорил Расулов. — Ты города нашего сын. Зачем слезы? Смеяться надо! Дома упали — не беда, отстроим…
Зоя в оцепенении смотрела на эту сцену. И вдруг сердце ее сжалось: в темных волосах Мирошина ей почудилась седая прядь.
Огромный грузовик зашипел тормозами и остановился, чуть не налетев на «Волгу».
— Фары надо гасить! — крикнул военный водитель, высунувшись из кабины. — До города далеко?
Расулов обошел машину, переключил свет. Грузовик зарычал и проехал, обдав стоявших сладковатым соляровым дымом. За ним двинулся второй, третий, четвертый.
К городу шла помощь.
Школьником я проходил практику в Институте геологии. Я сидел в своем уголке, делал несложные анализы и вслушивался в разговоры сотрудников, стараясь не прозевать ни одного слова о сверхглубоких скважинах.
Меня увлекала борьба за покорение глубин. Земля была неприступнее космоса. Каждая новая сотня метров давалась исследователям с нечеловеческим трудом, и образцы, взятые на глубине девяти километров, казались чуть ли не ценнее доставленных с Марса.
Как-то среди разговоров мелькнула фраза: "Глубина сорок километров". Я так и замер с пробиркой в руках и понял, что моя судьба решена и что я, наконец, нашел дело, которому стоит посвятить жизнь. С каждым днем эта невероятная цифра повторялась все чаще, сопровождаемая словами: "Немыслимо, заманчиво, фантастично…" Потом рядом с ней зазвучало имя Ани Щегловой, и опять: "Буровая штанга не выдержит собственного веса…", "Обсадную трубу зажмет…", "Поискать, посчитать и убедиться в собственном бессилии…", "Вы не знаете Щегловой…", "Вы не знаете Земли!.."
Я слушал все это и вынашивал план — познакомиться с Аней Щегловой и стать ее добровольным помощником. Конечно, поначалу я не многим смогу ей помочь, но ведь во всяком деле есть масса черной работы, а я с удовольствием буду делать что угодно, лишь бы работать на переднем крае науки.