Но тут пришло наитие. Тёмный образ Господа вдруг начал наливаться светом. Гектор, занятый отчаянной работой, более ужасной, чем штурм крепостной стены под шквальным огнём, не видел, как контуры Его фигуры медленно выступили из тьмы, становясь всё чётче и ярче, как озарился Его лик, неземной, бесстрастный и всепроницающий. Только когда крик ребенка присоединился к стонам матери, Гектор осознал, что храм, в котором не горит ни одна свеча, уже просвечен насквозь, а лик Господа светится золотым солнечным огнем.
Так было явлено чудо, которое именно в этом храме, вот уже пятьсот лет как усыпальнице королевского рода, в месте венчания особ королевского рода и коронации государей, являлось каждый раз, когда происходило одно из упомянутых событий. Господь, созерцающий землю с небес через свой образ, нерукотворно явившийся пятьсот лет назад на храмовой стене, остановил свой взор на новом государе, отметив его.
А Гектор омыл крохотное тельце в беломраморной чаше со святой водой, завернул в свой плащ и протянул королеве, преклонив колени.
— Государыня, — сказал он, — Господь видит наши упования. Это мальчик.
Королева улыбнулась тенью улыбки, прижав дитя к себе изо всех своих жалких сил.
— Эральд, — прошептала она почти беззвучно. — Запомните же, Эральд, как Господь узрел вас. Будьте достойны своих предков и вашего прекрасного отца, государя Эральда, которого убил его родной брат. У вас нет братьев и сестер, мой господин. И вы — сирота. Но вы — король.
Младенец молчал. Его круглые глаза, синие, как у матери, отражали свет зари. Гектор помог королеве приподняться.
— Почему же — сирота, государыня? — спросил он. — Вы сумеете, вы вырастите его, как подобает…
— Нет, — сказала королева тихо. — Мы выиграли не больше часа. Они вот-вот догадаются обо всем и появятся здесь. Ты сейчас возьмёшь своего юного государя и уйдёшь. Ты спрячешь его — даже мне не говори, куда. Ты его вырастишь. Больше мне не на кого надеяться.
Гектор отшатнулся.
— Государыня! — с трудом выговорил он. — Как вы можете говорить такое?! Неужели вы думаете, что я оставлю вас здесь на растерзание этим упырям? Я этого не сделаю!
— Сделаешь, — сказала королева негромко, но со спокойной страстной силой, какую трудно было заподозрить в ее измученном теле. — Мне больше не на кого рассчитывать, пойми это. Бриан запугал всех, кого не смог купить — только ты верен и не знаешь страха. Со мной ты не уйдёшь далеко — я повисну каторжной цепью у тебя на ногах, поэтому ты оставишь меня здесь. Я уже сделала все, что могла, исполнила свой долг, а твой долг — спасти короля.
Вот в этот-то момент Гектор и понял с беспощадной ясностью, что королева уже приняла решение. Она решилась раньше, чем Гектор помог ей войти в храм, раньше, чем родила — и сейчас принимает собственную смерть с тем же мужеством, с каким принимает её боец, готовый ради победы взорвать подкоп.
Гектор смотрел в её прекрасные глаза и думал, что видит королеву в последний раз. Они оба принадлежат долгу и государю, только что появившемуся на свет. Они оба должны защищать короля.
И если ценой жизни — то рок так сулил.
— Гектор, — тихо сказала королева. — Ты любишь меня?
У него не хватило слов. Любит ли он… Когда его государь, друг его детства, его господин, лучший из всех, привез из-за моря эту тоненькую синеглазую женщину с тяжелыми бледно-золотыми косами, Гектор стал ее паладином и поклялся жить ради нее, как ради своего короля. Гектор не женился, чтобы не нарушать идеальной верности своей святой госпоже. И — он готов на любую жертву ради неё.
Даже на такую. Его сердце разрывалось, но он был готов.
— Ради любви ко мне, — сказала королева нежно, — ради памяти моего супруга, который был тебе товарищем — спаси мое дитя. Я тебя… прошу.
Гектор склонился к самому полу и поцеловал грязный и окровавленный подол ее платья — королева, в первый и последний раз в жизни и в вечности, коснулась искусанными в кровь губами его потного лба.
Гектора захлестнуло ощущение горького счастья.
Королева просила, когда могла бы и приказать. Они оба были бойцами на одном ратном поле, на равных правах. Больше, чем всё, о чём Гектор мог мечтать.