В школе я точно знал, что такое «Война Севера с Югом». «Война Севера с Югом» — это где наши (а ведь в детстве очень важно разграничивать «наших» и «не наших», правда?) победили не наших. Под «нашими» при этом понимались боровшиеся за права негров северяне, под «не нашими» — южные рабовладельцы. Немного напрягала некоторая странность: если «наши» северяне победили ещё в шестидесятых годах XIX века, за что же тогда боролись и погибли Мартин Лютер Кинг с Малколмом Икс в шестидесятых годах века XX?
Годы шли, странности накапливались. То всплывало высказывание «Честного Эйба» Линкольна о том, что, встань вопрос об отмене рабства в его родном штате, он голосовал бы против. То обнаруживался любопытный фактик: во второй половине Гражданской войны за южан воевали чёрнокожие добровольцы, притом, что им, в отличие от взявших в руки оружие римских рабов, личной свободы по окончании военных действий никто не обещал. Плакатный глянец картинки Гражданской войны в США, как войны «наших» с «не нашими» за свободу негров, коробился. Основательную трещину он дал, когда я, наконец, собрался и прочёл роман Маргарет Митчел «Унесённые ветром». Восприятие той войны самими американцами удивило. Впрочем, трещина была небольшой. Оправляясь от шока братоубийственной войны, народное сознание всегда приходит к шаблонному мифу: «джентльмены проиграли мужланам», вне зависимости, идёт ли речь о войне красных с белыми в Японии конца XII столетия (клан Тайра против клана Минамото) или белых с красными в России начала XX. Действительности миф соответствует редко: тех же Тайра, возвеличиваемых потомками, как род эстетов-поэтов, современники считали выскочками и деревенщиной, да и белое офицерство после трёх лет окопов Первой Мировой едва ли могло блеснуть утончённостью и большим процентом «белой кости». Но миф есть миф, он сильнее фактов, а потому парвеню Тайра даже в исторических монографиях ныне подаются супераристократическими аристократами, нам шинель Хлудова милее пыльных комиссарских шлемов, а в Штатах средних художественных достоинств романчик, повествующий о малоприятной эгоистичной особе, расходится миллионными тиражами.
Успокоить себя подобными соображениями я успокоил, но что толку? Образ «нашего» Севера померк навсегда. Словно большевик во время НЭПа, я задался вопросом: за что боролись? За что американцы пластались друг с другом четыре года почем зря? Как выяснилось, не только к геометрии, но и к американской истории в тот момент царских дорог на русском языке не было. Советских авторов, в силу того, что они с детской непосредственностью делили северян с южанами на наших и не наших, я читал с трудом. Литература на английском языке мне была недоступна (языком не владел, а тема не зацепила настолько, насколько чуть позже задела тема восстания Уильяма Уоллеса, сподвигнувшая меня, подобно герою песни Высоцкого, «засесть за словари»). А затем всё произошло по старому анекдоту. Помните? У миллионера берут интервью. Естественно, первый вопрос: как вы стали миллионером? Понимаете, говорит он, я приехал в Америку с четырьмя центами в кармане. Купил на них четыре грязных яблока, помыл и продал за восемь. Потом купил восемь яблок, помыл и продал за шестнадцать. Потом… Корреспондент подхватывает: потом купили шестнадцать яблок, помыли, да? Нет, говорит миллионер, потом умер мой дедушка в Кентукки и оставил мне десять миллионов долларов.
Так вышло и у меня, только в роли дедушек из Кентукки выступили Кирилл Маль с книгой «Гражданская война в США: Развитие военного искусства и военной техники» и Александр Бушков с его «Неизвестной войной. Тайной историей США».
Из-за чего же вспыхнула война между Севером и Югом? В двух словах. Юг — аграрный край. Он снабжает хлопком весь мир (в том числе и Российскую империю. Среднеазиатский хлопок тогда был и качеством хуже и везти его в центр было накладно) При этом товар уходит через северные порты, а деньги приходят через северные банки. Аппетиты Севера растут, в его карманах оседает всё больше денег. Кроме того, северяне считают себя вправе вмешиваться во внутренние дела южных штатов (а «state» по-английски — это, вообще-то, «государство». «United States of America» в то время — это «Содружество [Независимых] Государств Америки»). Взаимное недовольство растёт. Южане помнят, что именно они в конце восемнадцатого века подняли восстание против англичан, когда те так же, как теперь северяне, попытались хапнуть больше положенного. Северяне же на упрёки южан отвечают, вторя армянскому радио: а у вас негров линчуют! Проливая крокодиловы слёзы над судьбой чернокожих рабов на Юге, северяне, однако, не спешат освобождать рабов у себя. Шаткое равновесие держится, пока южанам удаётся проталкивать в президенты своих. Но в 1861 году на выборах побеждает адвокат с Севера Авраам Линкольн (Всё-таки американцы — простые души. Убеждённость в том, что все адвокаты — брехуны, легко уживается в них с верой в то, что адвокат Линкольн был честным человеком и дровосеком. Впрочем, мы чем лучше? Тоже ведь уверены, что у сына замдиректора Волжского пароходства мажора Алёши Пешкова было тяжёлое босоногое детство), и Юг находит выход. Мирный, заметьте, выход. Южные штаты просто уходят из Союза, образовав собственное объединение — Конфедерацию. Северян, естественно, такой выход не устраивает. На ком будет паразитировать Север, если Юг отсоединится? И начинается война. Север уверен в быстрой победе, да и как иначе? На Севере — двадцать два миллиона человек населения, на Юге — девять (из них три с половиной — негры). На Севере — сто десять тысяч промышленных предприятий, на Юге — восемнадцать тысяч. Побережье блокировано федеральным флотом. А Юг при этом умудряется продержаться долгих четыре года! Не правда ли, вызывает уважение?
Думаю, многоуважаемый читатель, после всего сказанного понятно, почему название первой книги приключений Натаниэля Старбака я перевёл, как «Бунтарь». Словом «rebel» северяне называли южан. У нас его всегда перетолмачивали, как «мятежник», исходя из привычной схемы «наши-не наши». Но «мятежник» в русском языке — это слово с отрицательным знаком. Оно подразумевает негативное отношение говорящего к тому, о ком говорится, а Бернард Корнуэлл отнюдь не осуждает своего героя. Предупреждаю, кстати. Тех, кто надеется встретить в лице Натаниэля Старбака реинкарнацию Ричарда Шарпа, ждёт разочарование. Герои — люди разного происхождения, интересов и воспитания.
Пожалуй, всё, что хотел, я сказал. Хау. Мне осталось лишь порекомендовать тем, кто желает глубже ознакомиться с историей Гражданской войны в США три книги: конечно же, Маль К. «Гражданская война в США (1861–1865): Развитие военного искусства и военной техники», само собой, Бушков А. «Неизвестная война. Тайная история США» и Похэнка Брайан «Иллюстрированная история Гражданской войны в США» (последнюю не ради текста Похэнки, а ради великолепнейших рисунков художника-баталиста Дона Трояни).
И ещё. Я — человек ленивый. Перевести серию про Старбака, коль Бог даст, задумка есть. Но вот писать «О Натаниэле Старбаке замолвите слово», извините, лень. Тем более, что за меня всё сказали господа Маль и Бушков. А то, чего не сказали, или то, что, на мой взгляд, нуждалось в немедленном разъяснении, я постарался растолковать (привычно) в «Прим. пер.» или (непривычно) отдельно и с картинкой. Мешают «Примперы с картинками» воспринимать прозу Бернарда Корнуэлла, помогают ли понимать, своё мнение вы по-прежнему можете высказать мне по адресу:
MonVerre@mail.ru
Приятного чтения!
P.S. Дописал я предисловие, перечитал и призадумался. Нехорошо так призадумался… Ведь хорохорился, в грудь себя кулаком лупил, а по сути-то от чёрно-белого видения войны между Севером и Югом я так и не ушёл. Только «наши» превратились в «не наших» и наоборот. М-да.
«Бунтаря» посвящаю Алексу и Кэтфей де Джонг, приглашение которых привело меня в Виргинию, «Старый Доминион»
Молодой человек оказался заперт в верхнем конце похожей на наклонный желоб улицы Шоко-слип. Заперт и отрезан толпой, запрудившей перекрёсток с Гэри-стрит. Пахло неприятностями. Юноша попытался обойти сборище, сунувшись в проулок за табачным пакгаузом фирмы Керра, но нарвался там на цепного пса. Пятясь, молодой человек вернулся на мощёный камнем спуск, где ему не осталось ничего другого, как нырнуть в людское море.
— Куда-то спешите, мистер? — окликнули его.
Юноша молча кивнул. Он был высок и тонкокостен, с правильными чертами чисто выбритого лица и длинными чёрными волосами. Лёгкая смуглинка кожи подчёркивала серые, с красными от недосыпа белками, глаза; серые, как затянутое туманом море у Нантакета, где поколениями жили его предки. В одной руке юноша нёс перевязанную бечевой стопку книг, в другой — саквояж со сломанной ручкой. Добротное платье было потрёпано и подзатёрто на швах; его обладатель явно знавал и лучшие времена. Держался парень особняком, не разделяя владеющего собравшимися возбуждения и воспринимая его, по-видимому, как очередное посланное судьбой испытание.
— Слыхали новость, мистер? — продолжал затронувший юношу плешивый верзила в грязном, пахнущем дубильней, переднике.
Молодой человек опять кивнул. Нужды спрашивать, что за новость, не было. Лишь одна весть могла всколыхнуть Ричмонд в эти дни. Форт Самтер пал, и американские штаты лихорадило предчувствием неминуемой гражданской войны.
— Откуда родом, мистер? — верзила ухватил молодого человека за рукав.
Парень вспыхнул:
— Прочь руки!
— Из какого ты штата, мистер? — не отставал здоровяк. Рукав, впрочем, отпустил.
Юноша попробовал было вывернуться из толчеи, но люди стояли плотно, и он сумел лишь немного сместиться к гостинице «Коломбиен». На одной из решёток, защищающей окна нижнего этажа, был распялен на верёвках средних лет господин. Карманы его дорогого костюма были вывернуты, многие пуговицы вырваны с мясом. Юноша отвёл от несчастного взгляд. Сам он, хоть и не являлся пока такой вот игрушкой толпы, но был уже ею пленён, и, что ещё хуже, уже привлёк её внимание.