Его тренировали.
Они будут наблюдать за ним. Она, скорее всего, стояла по другую сторону этого стекла, наблюдая за ним своими светлыми, нефритово-зелёными глазами. Изучая его. Может, даже читая его в этот самый момент, поскольку из-за ошейника она могла сделать это безнаказанно, и он не узнал бы, что она в его разуме.
Даже теперь, после всего, это осознание причиняло боль. Там жило желание… желание прикоснуться к её свету, вплестись в неё.
Злость попыталась вмешаться, проникнуть между вдохами.
Он впустил эту злость. Он приветствовал её. Нуждался в ней.
Злость держала демона на поводке, от неё становилось легче дышать.
Он прикусил язык, пока не ощутил вкус крови, и в этом тоже жил контроль. Он мог сделать себе больно. Он сделает больно им, рано или поздно. Он хотел ощутить что-нибудь, что угодно — даже боль, даже от неё. Всё это ослабит зов той чёрной ямы.
В любом случае, он всегда лучше работал с конкретными целями, когда имелась загадка, чтобы занять те части его разума, что продолжали сражаться с той тьмой.
Он уворачивался от страха и смятения сломленных фрагментов и вновь задавался вопросом, как она сделала это с ним, как она разрушила его разум.
Она — Мост. Возможно, это всё, что ему нужно было понять.
Все хотели этого в нём. Он видел это, даже когда был ребёнком. Он знал об этом тёмном месте в себе, том месте, куда в итоге хотели отправиться все. Оно влекло их как наркотик. Оно взывало к ним, вызывало желание поэкспериментировать с ним, почувствовать это через него.
Все они хотели того, что погребено под его ногами.
Возможно, это тоже песня демона.
Он подавил в себе зов той тьмы, постарался контролировать эмоции, бившие в его свете, вызывая разряды в ошейнике сдерживания видящего на его шее…
…когда дверь в его камеру открылась.
Он повернул голову. Он посмотрел на дверь прежде, чем успел остановить себя, и уставился на стоявшего там видящего, будучи не в состоянии отвернуться.
Другой мужчина оценивал его выражение лица. Его взгляд оставался бесстрастным, сосредоточенным.
Ревик заметил, что его одежда была опрятной.
Она идеально сидела и облегала тело. Его каштановые волосы искусно зачёсаны. Черные ботинки начищены, точно только что из коробки. Его серые глаза несли в себе твёрдость мужчины, уверенного в собственной правоте, готового на щедрость к тем, кто стоит ниже его.
Он выглядел как… как там Элли описала его?
Как стареющая кинозвезда.
«Красота, которая вне времени», — сказала бы его подруга Кучта.