Как же громко жужжат мысли…
Но как я это сделаю? Глина есть глина. Глиняные ноги сотрутся раньше, чем дойдут до цели и вернутся обратно. Глиняные уши — пусть и самые совершенные — рассыплются в прах от настоящих звуков.
«Думай. Пусть мысли перестанут жужжать. Есть способ…»
Точно, способ есть! Коулин ахнул. Его безумие, его обреченность — вот в чем кроется решение! Если его органы чувств больше не работают согласованно, если ему хватило силы спроецировать себя в глину, почему бы не наделить своих подопечных определенными способностями? Почему бы не даровать глиняным ушам способность слышать, как следует сосредоточившись? Почему бы не переделать глиняные ноги, чтобы они стали точной копией его собственных ног, а затем сконцентрироваться на ощущении ходьбы? Его тело, его чувства разлагаются. Вложить их в глину!
Он засмеялся, зажигая лампу, схватил маленькую фигурку и принялся по-новому вылепливать ноги. Сбросил с себя тапочки, внимательно присмотрелся, снова засмеялся, принялся за дело — и вот все готово. Затем он лег в темноте на кровать и сосредоточился.
Глиняная фигурка спускалась со стола. Она соскользнула по ножке, приземлилась на пол. Коулин почувствовал в пятках боль от удара, когда ноги человечка соприкоснулись с полом. Есть! Это его ноги!
Пол дрожал, сотрясался. Ну конечно. Едва ощутимые вибрации, которых не замечают люди, улавливают глиняные уши. Его уши.
Еще одна часть его тела — глаза Коулина — видела, как маленькая крадущаяся фигурка преодолела пространство, протиснулась под дверью. Затем наступила темнота, и Коулина прошиб пот.
Глиняный Коулин ничего не видит. У него нет глаз. Но его поведет интуиция, воспоминания.
Коулин шагал по громадному миру. Приближались чьи-то ноги — ноги колосса. Коулин вжался в плинтус, когда мимо протопало чудовище, сотрясая пол чудовищными же волнами.
Затем Коулин двинулся дальше. Он нашел нужную дверь благодаря интуиции — четвертая дверь на нижнем этаже. Протиснулся под нею, шагнул на ковер. Длинный ворс показался ему высотой в хороший фут. Ноги заныли, ворсины впивались в пятки, острые как ножи. Откуда-то сверху раскатисто гремели голоса. Какие-то титаны ревели и грохотали в поднебесье.
Доктор Старр и профессор Джеррис. Джеррис — нормальный человек, он не слепой. А вот Старр…
Коулин спрятался за могучей цитаделью кресла, начал карабкаться на горный пик костлявого Старрова колена. Он напрягал слух, пытаясь разобрать слова в оглушительном реве.
— Я совершенно уверен, что Коулин неизлечим. Сегодня у него был припадок. Пытался напасть на меня, когда я сказал, что заберу его глиняных кукол. Можно подумать, это живые существа. Наверное, он так и думает.
Коулин вцепился в ткань брюк под коленом Старра. Лишенный зрения, он не мог определить, заметят его или нет, но надо держаться крепче, залезть повыше, чтобы уловить смысл грохочущих слов.
Заговорил Джеррис:
— Возможно, он так думает. Возможно, так оно и есть. В любом случае что эта кукла делает у тебя на ноге?
Кукла на ноге? Коулин!
Коулин, лежа на постели в палате, отчаянно пытался вернуть себе жизнь, пытался извлечь слух и осязание из конечностей своего глиняного подобия, но было поздно. Раздался невыносимый рев, что-то приблизилось и схватило его, а затем болезненно сжало…
Коулин обмяк на кровати, возвращаясь в мир алого расплывающегося света.
Солнце светило Коулину в лицо. Он сел. Все это ему приснилось?
— Приснилось? — шепотом спросил он. И снова повторил шепотом: — Приснилось?