Самоплясовъ полушутя, полусерьезно погрозилъ Холмогорову пальцемъ.
— Тыговоришь: Клыковы… — У Клыковыхъ прислуга, поваръ, егеря… продолжалъ учитель. — Положимъ, егерей мы найдемъ…
— А я своего собственнаго мажордома привезъ! — похвастался Самоплясовъ.
— Кого? — переспросилъ учитель.
— Ма-жор-до-ма… Поваръ, лакей, егерь — что хочешь! И швецъ, и жнецъ, и въ дуду игрецъ. Нарочно изъ трактира сманили. Когда-то у графа Заходнова служилъ. Всѣ порядки охотничьи знаетъ. Неужто не видалъ его въ кухнѣ? Онъ тамъ стряпаетъ.
— Ого, какъ ты нынче!
Учитель прищелкнулъ языкомъ.
— А что-жъ изъ этого? Хочу пожить. При покойникѣ папенькѣ-то вѣдь съ курами въ коробу сидѣлъ. А теперь поверчусь малость турманомъ да и приму кончину праведную: женюсь, — похвастался Самоплясовъ. — Ты, Арсеній, еще не женатъ?
— Нѣтъ еще. Да и на комъ, позвольте?
— А вторая-то дочка у лавочника есть. Та не косолапая.
— Не подходитъ для моего обихода, Капитоша! Не того фасона, я планъ себѣ составилъ.
Учитель вздохнулъ.
— Еще по рюмочкѣ! — крикнулъ Самоплясовъ и сталъ разливать коньякъ.
Учитель не прекословилъ.
А въ это время въ кухнѣ съ громадной русской печкой и маленькой плитой въ двѣ канфорки на шесткѣ печи стряпалъ для Самоплясова ужинъ мажордомъ Калина Колодкинъ. Толстенькій, коротенькій, курносый, съ полусѣдой сѣрой щетиной на головѣ и на давно небритомъ лицѣ, онъ удивительно походилъ на бульдога. Даже глаза у него были бульдожьи на выкатѣ, и когда онъ открывалъ ротъ, во рту виднѣлись такіе-же клыки, какъ у бульдога. Одѣтъ онъ былъ въ бѣлую канаусовую куртку и, вооружась двумя ножами, рубилъ на кухонномъ столѣ мясо для битковъ къ ужину при свѣтѣ двухъ маленькихъ жестяныхъ лампочекъ, поставленныхъ на полку. Рядомъ съ нимъ въ горшкѣ, поставленномъ на кухонной табуреткѣ, тетка Самоплясова Соломонида Сергѣевна Поддужникова мѣсила тѣсто для завтрашняго пирога. Колодкинъ недружелюбно на нее косился и говорилъ:
— И тѣсто теперь не вашъ департаментъ, а мой. Совершенно напрасно надсажаетесь.
— То-есть какъ-же это такъ? — сказала обидчиво тетка. — А если я его хочу пирогомъ моей стряпни попотчивать? Я ужъ привыкла къ нему, и знаю, что онъ любитъ. Всегда готовила.
— Любилъ, а не любитъ. Не станетъ онъ теперь вашего ѣсть.
— Отчего?
— Оттого, что на поварской стряпнѣ набаловавшись. То, что вы разсказываете, было прежде, а это теперь. Позвольте… Нешто вы можете настоящую слойку тѣста сдѣлать?
— Слойки не могу… Это точно… А простой подовый пирогъ…
— Ну, стало-быть, и бросьте… Завтра у насъ къ обѣду особое меню. Борщокъ въ чашкахъ, къ нему дьябли. Бросьте…