Чилия, может быть, и до сих пор бы еще жила рядом со мной и улыбалась той самой
улыбкой, которую стерли с ее губ эти два года.
Начал я с энтузиазмом, как это всегда у меня бывает. Познания, которыми владела
Чилия, были извлечены ею из романов с продолжением, газетной хроники и раннего и
очень сурового жизненного опыта. Чему я должен был учить ее? Сама она хотела
научиться французскому; какие-то обрывки его она откуда-то знала и расширяла свои
познания, роясь в мое отсутствие в словаре. Но я метил выше; я хотел сразу научить ее
понимать хорошие книги, из тех сокровищ, что хранились на моем письменном столе. Я
пустился растолковывать ей романы и стихи, и Чилия изо всех сил старалась следовать за
ходом моей мысли. Никто лучше меня не умеет оценить фабулу произведения или
отдельную мысль и потом рассказать о них яркими и живыми словами. И я старался
добиться, чтобы она почувствовала свежесть древних страниц, правдивость чувств,
испытанных задолго до нашего прихода в мир, красоту и разнообразие жизни разных
стран и разных эпох. Чилия внимательно слушала, задавала вопросы и часто ставила меня
в тупик. Иногда, когда мы гуляли по улицам или молча ужинали, она звонким голосом
выкладывала мне свои недоумения и спрашивала моего совета; и однажды, когда я ответил
ей без особого убеждения или просто нетерпеливо — сейчас уже не помню, — она вдруг
расхохоталась.
Я помню, что первым моим подарком ей после свадьбы была книга «Девушка с
моря». Это было через месяц после того, как мы поженились, как раз тогда, когда мы
начинали свои занятия. К тому времени мы еще не обзавелись даже скатертями и посудой,
так мы были бедны; однако Чилия была очень рада книге, старательно обернула ее, но