— Тут ты кашлянула, и я убежала.
Младшая растерянно смотрит прямо перед собой: — Ребенок! Этого быть не может. Где же у нее ребенок?
— Не знаю. Вот этого-то я и не могу понять.
— Может быть, где-нибудь дома… раньше, чем она поступила к нам. Мама, конечно, не позволила ей взять его с собой из-за нас. Потому она такая грустная.
— Чепуха! Ведь тогда она даже не знала Отто.
Они умолкают, долго думают, но не находят разгадки. Это их мучит. Первой заговаривает младшая:
— Ребенок, — этого быть не может! Откуда у нее возьмется ребенок? Она ведь не замужем, а только у замужних бывают дети, это я знаю наверное.
— Может быть, она была замужем.
— Не говори глупостей, не за Отто же!
— Но откуда же…
Девочки растерянно глядят друг на друга.
— Бедная фройлейн, — печально говорит одна из них. То и дело срываются с их уст эти слова со вздохом глубокого сострадания. И тут же снова вспыхивает любопытство.
— Как ты думаешь — девочка или мальчик?
— Почем я знаю?
— А если… если бы ее спросить… осторожненько?..
— Ты с ума сошла!
— Почему? Она ведь такая добрая.
— Разве это можно? Нам о таких вещах не говорят. От нас все скрывают. Когда мы входим в комнату, они обрывают разговор и начинают болтать всякие глупости с нами, как будто мы маленькие дети, а ведь мне уже тринадцать лет. Зачем же их спрашивать? Нам все равно скажут неправду.
— А как мне хочется узнать!
— А мне, думаешь, не хочется?
— Знаешь… что мне совсем непонятно, это — что Отто ничего не знал. Всякий знает, что у него есть ребенок, как всякий знает, что у него есть родители.
— Он представляется, негодяй, он вечно представляется.