Я перевожу взгляд на заправленную кровать, и после секундных колебаний стаскиваю с нее шоколадное покрывало. Булат ведь сам сказал, что после душа я могу лечь спать, так к чему сомневаться?
Забираюсь под одеяло, не снимая полотенца — других вещей у меня нет, а спать голой в чужой квартире я не хочу. Я трусь щекой о подушку и крепко обнимаю ее обеими руками. От нее исходит все тот же запах свежести. Не так все и плохо. Я в красивой квартире, на мягких, вкусно пахнущих простынях.
События минувшего дня один за другим начинают пролетать перед глазами: руки придурка Эдика, лапающего мою задницу, перекошенное от слез лицо Кристины, похотливые взгляды Марата, жесткость комода, вонзившаяся мне в ребра и звуки сталкивающейся кожи. Внезапно я чувствую себя бесконечно уставшей. Мне правда нужно поспать.
Едва стена напротив исчезает за сомкнутыми веками, раздается стук распахивающейся двери и слышится поступь шагов. Пульс предательски ускоряется, и я снова открываю глаза. Булат стоит в середине комнаты, по пояс замотанный в полотенце, влажные волосы падают ему на лоб. Смотрит на меня.
Хищник. Это слово первым приходит при взгляде на его тело. Оно крепкое, мускулистое, из-за темной поросли волос на его груди и многочисленных татуировок выглядит немного устрашающе.
— Ты будешь спать здесь?
С кивком головы Булат шагает к кровати и начинает стягивать с себя полотенце. Я успеваю отвести глаза до того, как оно с глухим шорохом приземляется на пол. Слышится щелчок выключателя, и комната погружается в темноту. Матрас пружинит слева от меня, и в ноздри мгновенно проникает его запах: мускус, смешанный с пряным ароматом шампуня или геля для душа.
В попытке успокоить сбивчивые удары сердца я разглядываю темноту. Никогда не спала в одной постели с мужчиной. Хорошо, что кровать такая огромная — даже если я выброшу руку, то вряд ли смогу до него дотянуться. Непохоже, что Булат он хочет обнять меня или поговорить.
Я лежу в напряженном ожидании несколько минут, но ничего не происходит. Судя по выровнявшемуся дыханию, Булат уснул, и я тоже решаю последовать его примеру. Кто знает, насколько длинный день ждет меня завтра.
*************
Я просыпаюсь от горячего касания рук, уверенного, не сомневающегося. Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, где я и что происходит. Легкий аромат морского бриза, мускус, темные стены. Я в квартире Булата, в его постели. Полотенце, в которое я была замотана, лежит смятым комком подо мной. Я беззащитная и голая.
Я чувствую давление на груди и животе, короткий рывок. Спина и ягодицы оказываются прижаты к твердому телу, глаза смотрят в потолок.
— Ноги раздвинь, — хрипло щекочет в затылке.
Я охаю и начинаю ерзать, когда половых губ касаются жесткие пальцы. Они обводят чувствительную точку, отчего внизу живота остро скручивает, а икры дергаются.
Я глубоко дышу, пытаясь не подаваться панике от новых ощущений и заставляю себя развести колени. В промежности по-прежнему ноет, но снаружи странно и приятно настолько,что горят щеки, а изо рта вылетает сиплый стон. Затем касание исчезает, и я вновь чувствую это: тупое давление во влагалище. Ладони Булата стискивают мои бедра, и я вскрикиваю от взорвавшейся боли. Он начинает двигаться во мне. Утяжеленное дыхание обжигает шею, щетина колет плечо, внутренности нестерпимо распирает с каждым новый толчком, потолок скачет и трясется, то появляется, то исчезает. Голова начинает плыть, в висках тугим напором гудит кровь, от каждого удара бедер с губ срываются осипшие вскрики. Сейчас не так больно как было, но на удовольствие это совсем не похоже. Член Булата раздирает меня изнутри, ударяется в органы, нагнетает давление.
Мой крики переходят в непрекращающийся визг, когда он, приподняв, фиксирует бедра и начинает вколачиваться в меня в бешеном ритме. Перед глазами темнеет, все мысли распадаются в пыль — тело отключает ненужные функции в погоне за выживанием. На секунду мне кажется, что от происходящего я сойду с ума или потеряю сознание. Я никогда ничего подобного не испытывала: мучительная, лишенная контроля боль, смешанная с чем-то странным, острым и запретным.
Ноги разбивает мелкой частой дрожью, когда движения внутри меня замедляются. Я снова чувствую под собой твердость его живота и влажный жар груди. Ладонь Булата обхватывают мою грудь, грубо сжимает. Он толкается в меня в последний раз и застывает.
Я пытаюсь облизать пересохшие губы, но язык будто онемел; удары сердца глухой вибрацией отражаются в ребрах. Булат приподнимает мои бедра, коротким быстрым движением выходит из меня, заставляя зажмуриться и закусить губу.
Я перекатываюсь на простыни, машинально подтягиваю одеяло к груди и смотрю, как он встает.
Булат совсем не стесняется своей наготы: неспешно подходит к комоду, берет телефон и смотрит в экран. У него рельефные крепкие ягодицы, широкую спину пересекает объемная татуировка с иностранными надписями. На икрах у него тоже татуировки.
— Сколько сейчас времени? — спрашиваю просто для того, чтобы не молчать.
— Шесть, — отвечает он, не оборачиваясь. — Можешь спать дальше.
— Откуда у тебя столько татуировок?
— У меня был тату-салон.
Несколько раз стукнув в пальцем по экрану, он возвращает телефон на комод и выходит из спальни. В течение нескольких секунд я разглядываю дверь, после чего опускаю взгляд себе на грудь: сосок потемнел, на коже все еще видны его отпечатки. Трогаю себя между ног и оглядываю пальцы. Бледное розовое пятно. Крови почти нет.
Я зарываюсь в одеяло и закрываю глаза, уговаривая себя уснуть, чтобы отсрочить необходимость выгрызать себе путь к выживанию. Сон, по-крайней мере, сотрет ожившую боль в промежности.
В забытье мне удается провалиться спустя несколько минут. Мне снится мама. Она ставит на стол пироги, я тянусь их взять, и она прикрикивает на меня за то, что не помыла руки. Я иду в туалет по нашему узкому коридору, дергаю дверь, но она оказывается закрытой. Тяну сильнее и сильнее, но она никак не желает подаваться.
— Таисия. Просыпайся.
Я открываю глаза и моментально жмурюсь от яркого света, бьющего сквозь распахнутые портьеры. Надо мной стоит Булат, одетый в идеально отглаженную серую рубашки и темные брюки.
— Мне нужно уехать. Как вернусь — решу, что с тобой делать.
До меня не сразу доходит смысл этих слов, но когда это случается, я никак не могу решить, что чувствую по этому поводу. С одной стороны, мне не нужно сию же минуту влезать в ненавистные туфли и несвежее платье, и срочно придумывать новый план, как выжить, а с другой стороны, в моем будущем по-прежнему нет никакой определенности. Булат использовал меня как надувную куклу уже два раза, а у меня все еще нет никаких гарантий, что после этого он не вышвырнет меня на улицу.
Поборов порыв потребовать у него ясности прямо сейчас, я обхватываю колени руками и киваю.
— А ты не боишься, что я у тебя что-нибудь украду и сбегу? — спрашиваю его удаляющуюся спину и моментально об этом жалею. Идиотский мой язык. Сейчас он может передумать и сказать, чтобы я убиралась из квартиры.
— Если такое придет тебе в голову, ты очень сильно об этом пожалеешь, — произносит он вполоборота. — Вряд ли ты настолько дура.
7
Как только дверь за Булатом захлопывается, я выжидаю минуту, обматываюсь полотенцем и встаю. Поначалу думаю пойти в ванную, но потом решаю немного повременить с гигиеной и отправляюсь на экскурсию.
В процессе осмотра квартиры выясняется, что комнаты здесь четыре: просторная квадратная гостиная, будто сошедшая со страницы паблика об интерьерном дизайне; немного странное помещение с большим круглым столом посередине и барной стойкой, и еще одна спальня, немногим меньше той, в которой я провела ночь. При виде ее я удовлетворенно хмыкаю. Булат вполне мог ночевать здесь, но предпочел остаться со мной.
Когда я нахожу кухню, то на секунду застываю в восхищении и начинаю улыбаться. Она просто потрясающая. Черный гарнитур занимает целых две стены, посередине — того же цвета островок, какой я видела в своих любимых сериалах о богатых домах, Г-образный обеденный стол, а еще кофемашина, красивый духовой шкаф и мерцающий стальным глянцем холодильник. Не сравнить с нашей крошечной кухней в Череповце, не способной вместить более трех человек.