Когда баронесса тоненько вскрикнула и пошатнулась, словно собиралась упасть в обморок, я зажмурилась, готовясь к худшему. Главное, чтобы с Флавьеном ничего не стряслось! И с Маржери и ее месячным младенцем никакое несчастье не приключилось.
Последовавшее за сим восклицание маменьки огорошило меня и на какое-то мгновение ввело в замешательство.
— Пресветлая Витала! Чудо чудесное! Александрин, девочка моя любимая! — А в следующий миг меня уже целовали и тискали в объятиях, чего, в принципе, никогда не случалось. Нет, конечно же случалось в далеком-предалеком детстве. Еще до обряда инициации, возвестившего всем, что во мне не проявилось ни капли силы.
— Папа? — Высвободившись из крепких материнских объятий, я растерянно посмотрела на отца, потом на близняшек.
Глаза у обеих сияли, щеки раскраснелись, они пялились на меня так, будто видели впервые в жизни, и на губах у обеих играли глуповато-счастливые улыбки.
Отец же хмурился и то и дело бросал на послание, что до сих пор сжимал в руках, мрачные взгляды.
— Что случилось?
— Счастье-то какое! — взволнованно повторяла баронесса, меряя гостиную шагами. — Мессир де Шалон просит твоей руки, дорогая. Какое счастье…
— Что?! — Я чуть не подавилась собственным восклицанием и, позабыв о манерах, выхватила у отца мессирские каракули.
Впрочем, никакие это были не каракули, а красивые, с вычурными завитушками буквы, складывавшиеся в слова, а те в свою очередь — в абсурдные фразы.
Его светлость просил… Хотя какое там просил! Ставил перед фактом, что отныне я — его невеста и должна через неделю явиться в Валь-де-Манн, родовое имение стража.
— Ох, Ксандра, только не говори, что ты и ему откажешь! — всполошились сестры, заметив, что я не визжу от счастья и не подскакиваю, словно гуттаперчевый мячик, до потолка.
— Конечно же не откажет! Что за вздор вы несете? — устав наматывать круги по комнате, маман упала в кресло-качалку.
— Но почему я? — В горле пересохло от волнения и, кажется, страха.
Признаюсь, от мыслей обо всех этих стражах, потомках древних морров, некогда черпавших силу из мира мглы, меня брала оторопь.
Недаром же демоническое начало каждого стража заключают в зачарованном зеркале. Да, после такого обряда они слабеют, зато и риск меньше, что сила, унаследованная от предков — темных чародеев, со временем возьмет верх и сведет их с ума.
— Помню, помню, как он на тебя заглядывался на балу в Тюли, — причмокнула довольно баронесса и мечтательно зажмурилась, явно представляя, как в самом ближайшем будущем передаст меня из рук в руки его светлости и с чистой совестью вычеркнет проблемное чадо из своей жизни.
Младшенькие кивали в такт ее словам, словно два тианьских болванчика.
Я нахмурилась, перебирая в памяти немногочисленные выходы в свет, которые совершало наше дружное семейство. Бал в Тюли — родовом гнезде моей кузины Серен ле Круа де Шалон, стал одним из самых ярких моих воспоминаний. Такой роскоши я не видела никогда — ни до, ни после того сказочного вечера. Чувствовала себя серой мышкой по сравнению с разряженными в пух и прах гостьями. Бархат, парча, алмазы — от окружавшего великолепия рябило в глазах. Но больше всего мне запомнилась встреча с хозяевами бала — маркизом и маркизой де Шалон.
От красоты Серен хотелось зажмуриться. Она ослепляла, завораживала всех без исключения. Недаром ее прозвали Огненным Цветком Вальхейма. Ее длинные густые волосы в бликах свечей действительно напоминали пламя, дикое, непокорное, как и их обладательница. Огонь горел и в ее колдовских зеленых очах. Супруг кузины был ей под стать. Статный красавец-страж. Жгучий брюнет с пронзительными черными глазами. И если в глазах жены маркиза можно было запросто утонуть, раствориться, то от его взгляда разило холодом и высокомерием.
Когда кузина трагически погибла, о ней скорбело все королевство. И вот по какой-то необъяснимой причине мне предстояло занять ее место, выйти замуж за этого напыщенного вдовца.
Мама утверждает, что чародей заприметил меня еще на празднике. Глупость, конечно. Помню, как мессир скользнул по мне и сестрам мимолетным, ничего не выражающим взглядом, проходя мимо под ручку со своей распрекрасной женой. Которую, говорят, любил до умопомрачения и становиться заменой которой мне совершенно не хотелось.
Зачем? Чтобы всю оставшуюся жизнь терпеть насмешки его приближенных и постоянно проигрывать ей в нелепом сравнении? Кто я и кто Серен! Могущественная чародейка — и никому не нужная пустышка.
Хотя нет, теперь уже нужная. Вот только непонятно зачем.
Похоже, отца посетили такие же мысли. Широкий лоб его избороздили глубокие складки — признак того, что его милость мрачен и задумчив и ничего хорошего не ждет от этого подарка судьбы.
Зато баронесса прямо светилась от счастья и сестры с ней за компанию.
— Мама, а можно мы тоже поедем в Валь-де-Манн? — неожиданно спросила Соланж. Опустившись на колени возле кресла-качалки, взяла родительницу за руку и, умильно хлопая ресницами, заканючила: — Ну, пожалуйста… Вдруг мессир де Шалон окажется столь любезен, что позаботится и о нашей судьбе? У него ведь такие связи!
— Ах, я тоже хочу замуж за стража! — восторженно захлопала в ладоши Лоиз, придя в самый настоящий экстаз от идеи сестры.
А у меня от их бесконечной трескотни заломило в висках.
— Какая же ты у меня умненькая-разумненькая, — потрепала по щеке младшую дочь баронесса. — Решено! Поедем все вместе. Что скажете, ваша милость? — и так зыркнула на отца, что у того язык не повернулся ответить «нет».
Впрочем, как и всегда.
В который раз пробежавшись взглядом по коротенькому посланию, до боли закусила губу. В чувства мессира к совершенно незнакомой девушке я не верила. Род ле Фиенн не был настолько знатен, чтобы породниться с маркизом, приближенным короля. Уже молчу о бедственном положении нашей семьи и своей ущербности.
А значит, нужно не торопиться давать согласие, как-то потянуть время и выяснить, зачем я понадобилась чародею.
Надеюсь только, что в процессе выяснения сестры не разделаются со мной по-тихому.
ГЛАВА 2
Пять дней в тесной скрипучей карете, вместе с родителями и вечно ссорящимися сестрами — то еще испытание. Даже созерцание зеленеющих рощ и нескончаемых виноградников, залитых ярким, но по-прежнему скупо греющим солнцем, не способно было отвлечь меня от этих ни на секунду не смолкающих трещоток.
С виду и не скажешь, что в прошлом месяце им исполнилось восемнадцать. Ведут себя как дети малые, грызутся по малейшему поводу.
Несмотря на то что у сестер одна внешность на двоих, характеры совершенно разные. Лоиз — копия маменьки, такая же вспыльчивая и, чего уж греха таить, вздорная. Их обеих хлебом не корми, дай кого-нибудь покритиковать или с кем-нибудь полаяться.
Соланж, в отличие от сестры, более уравновешенная. И этим она обязана отцу, магу земли. Земные колдуны в большинстве своем спокойные, даже в некоторой степени апатичные, предпочитают избегать конфликтов. Вот и Соланж чаще всего идет на поводу у командирши-сестры, но иногда в ней просыпается материнская кровь, и тогда спасайся, кто может.
Я в их сварах, понятное дело, участия не принимаю, но куда деться, когда эти малолетние склочницы сидят напротив? Разве что сигануть в придорожные кусты из несущегося во весь опор экипажа, со свистом рассекающего утренний пьянящий воздух. Или перебраться к форейтору. Вот только, боюсь, его светлость будет несказанно удивлен, увидав свою невесту в роли кучера.
По словам отца, до усадьбы Валь-де-Манн оставалось меньше двух лье, а это значило, что уже совсем скоро я предстану пред ясные очи своего суженого.
Наверное, сестры потому и нервничали и пытались с помощью перебранки скрыть волнение, ведь наше путешествие (хвала Единой!) наконец подходило к концу. Я тоже не находила себе места. От беспокойства и «предвкушения» встречи с будущим мужем.