Сон был поистине целебным, и когда меня разбудили разговоры пришедших рабов или слуг (я ещё не разобралась), я была полна сил и никакими хворями даже не пахло. Открывать глаза сразу не стала и была вознаграждена.
— Старшая сказала, это новая хозяйская айка, — донёсся до меня тихий чужой диалог.
— И чем же ему Шааха не угодила?
— Наш дор гурман, а Шааха слишком ревнива. Говорят, ревность портит все блюдо.
— Что ж, в любом случае, если она айка дора Лоргана, ее быстро переселят.
Постепенно разговоры стихли и мои чуткие уши уловили постепенно выравнивающееся дыхание у моих соседей. Только тогда я как могла тихо встала, поморщилась на чуть скрипнувшую лежанку и начала шариться в сумке — где-то там у меня была сменная одежда — чёрная блуза и штаны. Слабый свет от ночных светильников плясал по стенам.
— Ты куда? — тихий шёпот застал врасплох. Я обернулась, на соседней кровати сидела давешняя девочка с белыми волосами.
— По нужде хочу, — буркнула, обрывая любую приветливость.
— Позади нашего дома будет уборная для рабов.
— Угу, спи, — я закончила шнуровать блузку и теперь натягивала ботинки.
— Как тебя зовут?
— Перра, — почему-то мне не хотелось говорить правду, я все ещё надеялась вырваться отсюда.
— А меня — Иева, — донёсся шёпот мне в спину, я только плечами с досадой передернула. Заводить дружеские связи? Это не ко мне.
Завязала оторванную лямку узлом и осмотрелась: темнота густая, черничная, осязаемая, сюда бы мою вторую ипостась, что я здесь слабыми человеческими глазами увижу?
Припомнила давний трюк, зажмурила глаза, досчитала до двух десятков и открыла, ночь слегка прояснилась, но мне хватило. Ещё днём я примечала, где стоят строения, где ворота, где стражники и сейчас уверенно двинулась к выходу.
Ничего не происходило, я нашаривала ногой безопасное место, удостоверившись, что ничего не выдаст моего присутствия хрустом или иным звуком — переносила тяжесть тела на эту ногу и шла дальше. Долго ли, коротко, но до ворот я добралась. Здесь горели и чадили факелы и уже можно было действовать увереннее. Никакой охраны не заметила, и легко взялась за засов. Я успела даже открыть его и сделать пару шагов наружу, прежде чем уже знакомая боль скрутила меня, локализуясь в правой руке.
Я с большим усилием двинулась вперёд — прочь от рабства, прочь от дора.
— Глупая кошка, — раздался спокойный голос позади. Я не стала оборачиваться, сосредоточившись на своих шагах. Ещё один, ногу приставить, и ещё один…
— Ты убьешь себя, — голос донёсся уже из тумана, в который меня погружал разум, спасая от страданий.
— Это… лучше… — фразу я не договорила, потеряла сознание.
Срочно вызванный Пакр только удивлённо поцокал языком, увидав, как далеко смогла уйти эта упрямая девушка. Он вопросительно посмотрел на своего дора, первый раз увидев того в растерянности.
— Видимо, придётся снять браслет, — Пакр осматривал руку, лежащей на траве Нимы.
— Я сниму с него заклятье, а сам браслет оставь.
— Но ведь это риск, Морада предупреждала о том, что Пернима не успокоится.
— Я готов пойти на это, никому не говори, забирай девушку и лечи. Если будет необходимо — подключи моих целителей.
— Хорошо, мой дор, — Пакр легко подхватил тело девушки и наклонил голову, в знак подчинения, а затем исчез в темноте.
— Лучше, чем что, кошка? — тихо прошептал мужчина, судя по голому торсу и пижамных штанах, выдернутый из кровати.
Приходила в себя урывками, звуки вокруг то усиливались до громкости городских труб, то стихали до тихого шёпота, открывшиеся глаза ясности не прибавили: картинка была размытой и плясала. Вспомнила развлечение детства, бродячий цирк и загадочный калейдоскоп. Именно там разноцветные кусочки стекла в хитроумном изобретении складывались в причудливые, волшебные картинки, никогда не повторяющиеся, живущие лишь миг.
Я снова закрыла предавшие меня глаза и провалилась в сон. Проснулась от боли и тут же вскрикнула, чем и привлекла внимание Пакра, старательно бинтовавшего мою правую руку:
— Потерпи, девонька, сама виновата, будь благодарна: дор в последнее мгновение остановил казнь.
— Казнь? — горло сухое, язык как наждак, голос вышел бесцветным и тихим, но кузнец услышал.
— А что должно следовать за преступлением? Наказание, а идти против своего дора — это тягчайшее преступление.
— Он не…мой дор, — облизнула губы, Пакр понял без слов и поднёс чашку с водой.
— Ты ещё не смирилась, деточка, — старик погладил меня по волосам, — смирись, так будет легче всем.
Вместо ответа, я лишь отвернула лицо к стене, злые слёзы душили меня, я обязана найти выход. И неважно, сколько времени мне для этого понадобиться, а пока поиграем в смирение.
Выздоравливала я медленно, Морада была мною недовольна:
— Толка нет, только похлёбку ест.
— Ты говори, да не заговаривайся, девочка смерти чудом избежала, — Пакр со свистящим звуком чистил длинный нож, тряпка мелькала туда, сюда.
— Если бы не ее собственная дурость, ничего бы не было.
— Случайность это…
— Знаю я ваши случайности, кошка не может жить в клетке.
— Слушай, Старшая, неужели дел у тебя больше нет, как в моей каморке дора хаять?
— Я не хаю, — осеклась несносная баба.
— А то ж? Это его выбор, сама знаешь, что будет, если пойти против дора. Иди уже своих служанок строй или айек, — Пакр закрыл меня шторкой от назойливых глаз Старшей. Той ничего не оставалось, как уйти. А кузнец оставил работу и зашёл ко мне:
— Проснулась ты уж давно, не лукавь.
— Я не лукавлю, Пакр, права Старшая, я вполне выздоровела.
Кузнец пытливо посмотрел на меня:
— Неужто не терпится вновь обессилить?
— В каком смысле? — я села на кровати, пережидая лёгкое головокружение.
— Тебе объяснили обязанности личной айки дора?
— Не успели, — рубашка была чистой и выглаженной, хотя я отчётливо помню своё валяние по земле, значит кто-то заботится обо мне. Странно получить тому подтверждение в чужом мире и в статусе рабыни.
— Хм, личная айка почётная должность, именно личная айка делится своей энергией с дором.
— Делится энергией? А что больше никто не может?
— Может, конечно, но обычно в личные берут ту, энергия которой самая чистая и светлая.
— Может невеста подсобит? Как ее там, ээээ, Аэрина?
— Аэрина? Невеста не может делится с женихом энергией, для высокородных доринь это процесс весьма грязный, жестокий и бесстыдный. Одно время совет доринь хотел даже запретить этот институт, как устарелый и бесчеловечный. Но король не счёл их желание обоснованным.
Я молчала, а что я могла сказать на то, что я должна полностью отдать свою энергию жадному дору? То, что я согласна с советом доринь и это жестоко? Кто будет меня слушать?
— Что-то я передумала выздоравливать, — пробормотала я.
— Девонька, как бы я не хотел потянуть время, ты уже на ногах. Не пытайся больше бежать, дор не всегда сможет остановить действие заклинания. Я не хочу однажды утром увидеть твой труп недалёко от ворот., как его снять? — я умоляюще посмотрела на старого дора.
— Неужели, ты думаешь, что я буду тебе в этом помогать? — тот подобрался и грозно на меня посмотрел, я не выдержала, отвела взгляд. Он прав, как бы он не относился ко мне, он не пойдёт против своего дора, ради кого? Ради облезлой кошки, которую он знает от силы седьмицу?
Не думаю, что смогла бы дойти сама, но Пакр не таясь подставил мне своё плечо и потащил меня на улицу.
Пакр помог мне дойти до общего дома, но заходить внутрь не стал:
— Свободные эйры не гостят у слуг и рабов. Считается, что и свою независимость можно там оставить, как плату за гостеприимство.
— Странно видеть подобную суеверность.
— Это традиции, девочка, а они лишь укрепляют клан. Я пошёл, ты знаешь, где меня найти.
Я развернулась и вошла в общий барак, там ничего не поменялось: ряды кроватей, шторки, выражающие желание создать себе уединённость, большой шкаф и маленькие тумбочки.