Я ее замечала за красоту, а его и не замечала, а когда с паспортами пришел выписываться, я вгляделась, потому что странно мне стало, чего такой колобок такую кралю охмурил.
- Вот я ей и говорила, - вставила бабушка Люба, - чего ты в нем нашла? А она мне: убежала бы, да не пускает. Он меня живой не выпустит.
- А впечатления не производил, - ответила тетя Соня. - Впечатление производил мирное, бухгалтерское, у нас такой бухгалтер раньше был, Иван Иванович, не помнишь, Зоя? Да нет, куда тебе - ты у нас только шестой год живешь. Но я тогда к нему пригляделась - думаю, вот бывает любовь, воистину, что козла полюбишь. И вроде он не так чтобы богатый или жулик. Не производил впечатления.
- Нет, не производил, - сказала бабушка Люба. - Но по сравнению с нашей жизнью очень даже не бедный. Я когда рассказывала, некоторые Верке очень завидовали.
- Я бы не завидовала…
- Так что же вам странным показалось? - спросила снова Зоя Платоновна.
- Еще бы не странное - кто же из Москвы добровольно в сорок восьмом уезжал - квартиру отдавал, все бросал и уезжал?
- Так он не поменялся?
- Нет, сказал мне, что уезжает климат искать для своей супруги. Там, говорит, найдет, что купить. Дачу, говорит, продал. Дача у него была, понимаешь? Под Москвой. Продал он ее, а квартиру просто отдал. Выписался и пошел куда глаза глядят.
- А ее вы не видали? - спросила Зоя Платоновна.
- Ее не видала. Может, она раньше уехала. Он - как вещи на машину загрузил, ночью грузился, немного вещей было, я что-то у окна стояла, воздухом дышала, вот и увидала.
Зоя Платоновна подумала, что стояла тетя Соня у окна не случайно. Ее и тогда грызло любопытство.
- Он один уезжал?
- Говорю же, наверное, она раньше его уехала. А может, он мне сам так сказал, что она раньше уехала, не помню я…
- И не сказал, в какой город? Ведь если вещи вывозил в машине, вернее всего уже знал, куда едет.
- Может, и сказал… может, и сказал.
Но тетя Соня не вспомнила, в какой город уехали Спесивцевы.
Когда они с бабушкой Любой вернулись домой, Зоя Платоновна хотела было продолжать поиски - она любила сам процесс поисков, будь то забытая цитата или старинное преступление, вычитанное у историка Соловьева, она любила ясность, а ясность подразумевает результат поисков.
Но бабушка Люба вдруг скисла.
- Нет ее, - сказала она твердо. - Сердце мое уверено, что нету. Умерла. Или он ее загубил, или сама умерла. Только никогда у нее не было такого со здоровьем, чтобы на юг уехать. Неужели за год, как я ее не видела… бывает?
- Бывает, - возразила Зоя Платоновна. - Все-таки мы можем обратиться в милицию, там же есть бюро по розыску.
- Нет, - сказала бабушка Люба твердо. - Если она живая, то должна мне написать - я-то свой адрес не меняла. Не написала, значит, нет ее. Или не хочет. Так что я домой поехала. Спасибо за все, Зоя, буду ждать. Приедешь? У нас молочко хорошее, как сливки. Грибочки, земляника… Хотя востальном, после всяких поганых реформ, у нас уже нет прежней сытости.
И бабушка Люба уехала, оставив Зою Платоновну в неприятном ощущении недоделанного дела, повисшей тайны, которая, может, и не тайна вовсе.
А дня через два встретилась на улице тетя Соня и сказала:
- В Ялту они уехали. Так он и сказал, в Ялту. Только, может, соврал.
- Спасибо, - сказала Зоя Платоновна. - А та бабушка уже уехала.
- Ты ей напиши.
Зоя Платоновна написала, но ответа не получила.
3
В Ялте Зоя Платоновна оказалась следующей весной, в koнце апреля. Не хотела ехать, была занята, да и какое ей дело до того, что редактору понадобились позарез фотографии с новыми крымскими видами - землянками аборигенов, сдавших на лето квартиры приезжим, а заодно и с видами коттеджей новых вельмож «Незалежной»? Нет, уговорили, воспользовались добротой и податливостью.