— У нее зубы сжатые.
— Лей осторожно.
— Понял.
Баль присел на кровать.
— И голову приподними, — сказал Искин, медленно вращая за спиной потихоньку отходящей рукой.
— Лем, ты меня как за маленького…
— А с тобой так и надо. Облагодетельствовал девчонку…
— Лем.
Глаза Баля, круглые, зеленоватые, обиженно моргнули.
— Ладно, извини, — сказал Искин, наблюдая как друг неуклюже водит горлышком бутылки по губам несчастной. — Напоил?
— Ага.
— На грудь плесни еще.
Пальцы Баля, закручивающие колпачок, замерли.
— Ей?
— Нет, мне! Я шучу.
— Так ей?
— О, Баль, Генрих-Отто, да!
Вода плеснула.
— Лем, я туплю, я не нарочно туплю, ситуация — сам видишь, — принялся извиняться Баль, вытряхивая из бутылки последние капли.
— Ты отдохнул? — спросил Искин, отставляя чашку на прикроватную тумбу.
— В каком смысле?
— В смысле, способен опять держать фонарь?
— Да, Лем, тут без вопросов.
— Сейчас держать придется меньше. Но, возможно, понадобится еще. Потом я бы на месте девчонки все же зарегистрировался.
— Лем, я ей скажу.
Искин повел биопаком в сторону, проверяя стабильность схемы, затем остановился, поднял голову.
— Баль, я не волшебник. Достаточно остаться десятку стабильных юнитов, и через месяц или через два они могут включиться снова. Черт знает, что выскочит из битой программы.
— Но если они битые, то, возможно, и не включатся.
— Возможно, — Искин откалибровал схему, разглядывая пузырчатый нарост колонии, одним усиком прилепившийся к лопатке, а другим — нырнувший в легкое. — Но, знаешь, это же Фольдланд-Киле-фабрик. Юниты юбер аллес. Ну, встанет она на учет, по-моему, ей же лучше.
— А ты? — спросил Баль, поднимая фонарь.