— Я тут прислугу расспросил. Завтра Хренины отбывают в Смоленск. Уехали бы вчера, но графиня занедужила. Вы ее излечили. Думаю, она предложит вам присоединиться. Спиной мается, а тут лекарь умелый. Графиня с дочкой поедут в экипаже, добро повезут в телегах. Двигаться будут быстро в отличие от нас. Вам с ними скорее и безопаснее, тем более, что имеете лошадь под седлом. Если и нарветесь на французов, не тронут: не верю, что они способны поступить мерзко в отношении благородных женщин. А вот с нами опасно, в чем имели возможность убедиться.
— Я с вами!
— Почему?
— Что я буду делать в Смоленске? Без денег, связей и знакомств?
— Графиня может предложить остаться при ней.
— В роли комнатной собачки? Нет, Семен Павлович, я солдат и хочу встать на пути врага, — произнес я с пафосом. — Каждый день его присутствия на русской земле оскорбляет меня до глубины души. (Кажется, так писал классик?) Так что я буду их убивать — с вашей помощью, конечно.
— Спасибо! — он протянул руку, и я с чувством пожал. Любят здесь красивые слова и жесты. — Порадовали вы меня, и солдаты будут довольны. Они успели вас полюбить. Честно! — добавил, увидев мой недоверчивый взгляд. — Будучи сыном князя, пусть не дворянином, вы не чванитесь и держитесь с ними, как ровня. О раненых заботитесь. Не пожалели трофеев для солдатской артели, хотя сами без гроша в кармане. Благодаря вашему серебру, провиантом разжились, даже мясом для котлов. Подобное редко встретишь. Знаете, как егеря вас зовут? Наш княжич. Наш, — повторил он. — Сколько вам лет, Платон Сергеевич?
— Тридцать один.
— Выглядите на двадцать пять не больше. Мне вот тридцать три, а по виду все сорок. С пятнадцати лет в армии, — он вздохнул. — Рядовым начинал. У моего батюшки было пятьдесят душ крестьян и трое сыновей — не прокормиться. Одно спасение — армия, туда и пошли с братьями. Три месяца рядовым считался, хоть унтер по чину[36]. Фельдфебель палкой по икрам бил, чтобы правильно стоял. Чины получал по выслуге лет, да и то с опозданием, поскольку вакансий не было. Поэтому всего лишь ротный командир и штабс-капитан. Связей нет, похлопотать некому. День-деньской в роте. Другие офицеры все спихнут на унтеров, а сами пребывают в безделье. Так у них родители богатые или покровители имеются. Мне так нельзя. Зато солдат знаю. У нас и полковой командир такой, Глебов Андрей Саввич[37]? Может, слыхали?
Я покрутил головой.
— Замечательный командир! Служил под началом Суворова, был с ним в заграничном походе, отличился беспримерной храбростью. Несколько раз ранен, до сих французскую пулю в ноге носит. Мы с ним турка воевали[38]. Человек строгий, но справедливый, о солдатах заботится, как о детях.
— Слуга царю, отец солдатам?
— Вот! — улыбнулся Спешнев. — Умеете вы сказать, Платон Сергеевич. Ну, так пиит, песни красивые сочиняете. У меня к вам просьба: постарайтесь очаровать графиню и ее дочку.
— Для чего? — удивился я.
— Нам нужен провиант и свежие лошади для повозок. Свои совсем худые, не довезут. А купить не за что. Артельная касса тощая, у меня денег нет — жалованье задержали. Вот ежели графиня снизойдет… Лошади у нее есть, конюшня в деревне большая. Ей самой, чтобы ехать, столько не нужно. Богата графиня. Для нее пяток лошадей, как для нас алтын. Все равно французы заберут, почему бы не дать?
— Кстати, — спросил я. — Отчего поместье у нее такое странное? Крепость, а не дом?
— Так бывшие польские земли, — пожал плечами Спешнев. — Мужу графини их после подавления восстания Костюшко пожаловали. Слыхали о таком?
Я кивнул: в школе «проходили».
— Генерал-лейтенант артиллерии Хренин Юрий Никитич в той кампании отличился, за что получил титул графа и это поместье. Оно хоть в старых польских землях — тех, что под русской короной с 1772 года, но его бывший владелец-поляк примкнул к Костюшко. Императрица имение конфисковала и подарила генералу. Сами понимаете, что любви к графу у поляков от этого не возникло. После подавления восстания тут еще не один год шайки из шляхтичей хаживали[39]. Грабили селян, вырезали русских помещиков. Вот генерал и выстроил себе такой дом. Пушки у крыльца видели?
— Нет, — удивился я.
— По обеим сторонам стоят, я так сразу приметил. Легкие, четырехфунтовки с виду. Не знаю, где генерал их раздобыл, хотя догадаться не сложно — трофей или купил списанные в арсенале. Четырехфунтовки из русской артиллерии исключили[40]. Но даже из такой выпалить по шайке — мало не покажется. Постараетесь, Платон Сергеевич?
— А сами?
— Кто я для них? — махнул рукой Спешнев. — Обычный армеут. По-французски почти не говорю — так, чуток, хотя в формуляре[41] записано, что знаю. Обхождению с дамами не обучен. А вы за границей жили, сын князя опять-таки.
— Но сам мещанин.
— Не беда, — успокоил штабс-капитан. — Вам же не свататься. Человек вы молодой, красивый, говорить умеете. Почитайте им стишки, песню спойте — это у вас хорошо выходит. Не скупитесь на комплименты. Вам ничего не стоит, а нам польза, — он улыбнулся.
Жук он, Семен Павлович! Но прав.
— Договорились, — кивнул я.
— Благодарю, — кивнул Спешнев. — Ну, что, Платон Сергеевич, по чарочке и пойдем?
— Не много будет? — засомневался я. — Мне дам очаровывать. А тут явлюсь пьяным.
— Тогда не пейте, — согласился Спешнев, но себе чарку налил и осушил. — Не в службу, а в дружбу, Платон Сергеевич, кликните денщика — он где-то снаружи обретается. Пусть поможет мне одеться, и коня подведет. Сам не доковыляю. Да и кровь может через повязку на рейтузы проступить, перед дамами нехорошо выйдет.
[36] Обычная практика тех лет. Небогатые дворяне без специального образования начинали службу рядовыми, хотя и в форме унтер-офицеров.
[37] Российский военачальник, генерал-майор, герой войны с Наполеоном. Кавалер ордена Святого Георгия 3-го класса № 330.
[38] 6-й егерский полк участвовал в Русско-турецкой войне 1806–1812 годов.
[39] В то время и русские помещики могли затеять между собой усобную войну с применением огнестрельного оружия. Характерно это большей частью для 18 века, но было. Убивали недругов, захватывали их земли, брали в заложники. Весело жили!
[40] Вследствие реформ А.А. Аракчеева у русских пушек осталось два калибра: 6 и 12 фунтов по тогдашней классификации или 95 и 121 миллиметр соответственно.
[41] На каждого военнослужащего русской армии того времени, в том числе рядовых солдат, вели формуляр, в котором содержалось много сведений (образование, семейное и имущественное положение, отличия и т. д.), включая знание иностранных языков. Благодаря сохранившимся формулярам, можно получить представление об офицерском, унтер-офицерском и рядовом составе армии 1812 года. Так, французский язык в ней знали всего 30 % офицеров, немецкий — 25. Среди солдат грамотных было 0,5 %, среди унтер-офицеров — меньше половины.