— Не волнуйся, милый, не переживай. Они очаровательные. Вот увидишь! Всё пройдет гладко.
— Надеюсь, — Виталик выпустил струю в потолок и затушил окурок. Возле следующего дома толпились люди, громко играла музыка. Все галдели, крутили головами, рассматривая небо. Лимузин въехал в открытые ворота, пугая многочисленных зевак. Виталик дождался, когда кредитная карточка была ему возвращена, и, шофера, который распахнул перед ними дверь, замерев по стойке смирно и отдавая честь, приложив руку к форменной фуражке.
Парочка торжественно вышла. Гости смолкли. Глядя на них. Обстановку разрядила мать. Она первая что-то закричала и кинулась через весь двор к дочке. Джо, взрослая женщина, побежала навстречу, ликующе дико крича:
— Мама!!
Гости аплодировали, когда они столкнулись. Процессия медленно тронулась и обтекла женщин со всех сторон, не давая машине отъехать.
Наверное, это была трогательная встреча. Дома Кострова так никто не встречал. Никогда.
Виталик, улыбаясь, жал протянутые руки, обнимался с кем-то, целовался, и, быстро вошел в круг родственников, как свой парень.
Джо перецеловалась со всеми по несколько раз. Раскраснелась, поглощенная волнительным моментом воссоединения с семьей.
Наконец, люди немного рассеялись, освобождая территорию, и машина, сигналя, отъехала, развернулась и, потихоньку набирая скорость, уехала в город.
Процессия пошла к дому. Виталик, изображая веселье, осторожно посматривал по сторонам. Его цепкие глаза не долго задерживались на каждом приглашенном, но память фильтровала лица безошибочно. На высоком мужчине в летнем светлом костюме, с бритой головой и такими же цепкими глазами, взгляд остановился. Никто этого не заметил. Виталик улыбнулся Джо и снова посмотрел в сторону бритого мужчины. Возле плетенного столика пехотинца уже не было. Однако Костров сделал облегченный резкий выдох: встреча не сорвалась и теперь ничто не помешает, им встретится… Миссия практически состоялась. А то, признаться, происходящий вокруг с ним балаган начал немного утомлять.
Вечер наступил неожиданно быстро. Сгустившиеся сумерки не помешали гостям — веселье разгорелось с новой силой, приобретя пикантную таинственность, даже для тех, кто только что подъехал. То и дело слышались пьяные мужские возгласы и невинный смех женщин. Гости не собирались расходиться. Напротив, настало время танцев: смешных хороводов и откровенного стриптиза. Люди веселились.
Виталик стоял с отцом Джо на террасе дома. Старик держал в руках коробку управления иллюминацией двора, не доверяя такое ответственное дело домашнему киборгу. Голова его мелко подрагивала — весь день он не пил и теперь совестно поглядывал на шумную компанию родственников. Иногда осуждающе вздыхая, показывая всем своим видом жениху, что так же удивлен происходящим, как и он. Это не касалось дочери. Глядя на неё, старик внутренне подбирался и лучезарно светился искренней любовью. Виталику он понравился.
— Молодой человек, вы ведь будете ее любить?
— Не так, как вы. Но она будет жить в достатке и ничем не ограничена.
— Можешь разбаловать, — хмыкнул старик, — и можешь называть меня папой.
Виталик промолчал. Глотнул шампанского.
Их наблюдательный пункт, возвышаясь над всеми, оставался в тени и четко выполнял свои функции. Изредка к ним поднималась Нина, младшая сестра Джо. Она подливала шампанское молчаливому лейтенанту, при этом неестественно краснея и не смея посмотреть в лицо, и приносила для отца новую морковку. При каждом поскрипывание лестниц, когда кто-то поднимался к ним или в дом, Костров в ожидании подбирался так, что правое веко непривычно начинало подрагивать. Раньше такого не было. Ожидание томило.
Джо носилась по лужайке. Танцевала местные танцы, лихо, кружась с троюродными братьями. В самом пике веселья сбила столик с десертом и под общий смех посадила своего кавалера в торт. Казалось, в неё вселилось десять бесов. Энергия молодой женщины заражала многих. Джо, как заводная куколка-акробатка меняла партнеров, и успевала при этом подгонять младших сестер. Все бесновались.
Виталик бы умер от такого темпа через полчаса.
Лестница скрипнула.
Напрягся.
Боковым зрением увидел приближающуюся к ним тень. Медленно поставил бокал на перила террасы. Левая рука опустилась к поясу, готовая в любой момент принять в ладонь кортик, замаскированный в рукаве мундира в специальных ножнах.
Старик развернулся раньше. Медленно пережевывая морковь, он уставился в полумрак.
— Это ты, Иван? — спросил он, раздельно произнося каждое слово.
— Я, дядя Виикь, — отозвался мягкий вкрадчивый баритон и из темноты выступил бритый мужчина. Лицо Ивана лоснилось от пота. Крупные капли видны на накаченной открытой шеи. Под мышками легкой рубашки выступили большие пятна пота. Жесткие губы попытались изобразить улыбку.
— Хочешь познакомиться? — уточнил старик и хихикнул. — Здесь же нет твоей слабости: троюродных сестренок.
— Кто не любит троюродных сестренок? — пожал плечом Иван, подтверждая очевидный факт.
— Я не люблю, — отозвался холодно Костров.
— Тогда знакомьтесь, это Иван, а это…Славик? — попытался вспомнить отец.
На лице Кострова не дрогнул не один мускул — Славик, так Славик.