— Ну пожалуйста, — заныли митингующие. — Еще хотя бы два денечка, чтобы уже наверняка!
— А что такое? — поинтересовалась я, глядя на милые транспаранты и красивые лица.
— Эльфийская демонстрация «За свободную любовь к человеку!». Точнее, все, кого успели отбить! — нахмурился комиссар. — Теперь выходить бояться, вспоминая падших товарищей. Низко падших. Потому, как на соседней улице проходил пикет «Орки за свободную любовь ко всему, что шевелится!» И вот орки решили не словом, а делом. Устроить массовый … как это называется? Перфоманс! Показать, серьезность намерений! Проявить любовь в самом физическом ее проявлении!
В соседней камере было попросторней. В ней сидело пять гномов, один из которых, вполне мог оказаться нашим клиентом, но нет…
— А эти за что? — заинтересовалась я, поглядывая на хмурые лица.
— Это щипачи! — вздохнул комиссар, а узники подняли головы.
— Карманники? — я отошла подальше.
— За задницы девушек щипали в общественных местах! И за интимные тоже! Целая банда, будь она не ладна! И вот перепутали бородатого мужика с …эм… женщиной. С криками: «Ах, какая красавица!», они попытались утащить его в подворотню. Их там ждал сюрприз! — вздохнул комиссар. — Разумеется, не самый приятный! Дощипались! Че уставились! Не к вам! Сидите тихо, а то опять очную ставку организую!
Приснится же такое! Пора рапорт подавать на отпуск! И, возможно даже грехов!
Я шла дальше, с удивлением глядя на клетку, в которой сидел огромный и страшный родственник Халка, свирепо сопя. К прутьям клетки прильнули сразу два эльфа. Один из них был с ярко выраженным косоглазием. Он молчал, глядя на меня с мольбой и протягивая ко мне руку. Второй, заикаясь, пытался выдать слово: «Спасите!», но успехи пока что не радовали даже начинающего логопеда.
— Это Ларри Орк, — вздохнул комиссар, когда косоглазый эльф упал на колени перед нами. — И два вора! Ларри Орк недавно отсидел десять лет в одиночной камере за жестокое изнасилование мужчин. Его выпустили на днях. Как раз в тот момент, когда Ларри решил найти себе кого-нибудь в целях развеять грусть-тоску, но тут в окно появляется чья-то задница. Ларри подождал, когда первая задница поможет второй влезть в окно со словами: «Здесь никто не живет! Хватаем, что плохо лежит и мотаем отсюда!». Через неделю прохожие стали жаловаться на крики. Пока он брал их, мы брали его. Это была очень сложная операция. Мы четыре дня сидели в засаде возле его дома. Ждали, когда нарезвиться. Я вошел первый со словами: «Прикройте мою задницу!».
— Ыыыыы, — стонал косоглазый, пока Ларри Орк, тихо дремал на скамье.
— Теперь надеемся, чтобы воришки оклемались и наконец-то дали показания против Ларри. Но пока безрезультатно. Подождем еще! Потому что Ларри выдавать их не собирается! — вздохнул комиссар, а я начинала понимать, что это — очень страшный человек. Извините, гном.
— Вот ваш, болящий! — дверь камеры со скрипом открылась, а вот глаза у узника нет. Он что-то промычал, отмахиваясь от невидимых мух.
— Как вы могли! Ребенку плохо! Срочно! Несите кефир! — заорала я, глядя на невменяемое тело, погруженное в собственную жидкость.
— Я жду! Спасайте! — насмешливо произнес комиссар. Отец подошел к бородатому ребенку, который даже не удосужился опознать родную кровь.
— Давай, сынок, — заметил отец, присаживаясь рядом. — Давай, сынок, кефирчик!
— Ээээ, — открыл мутные глаза страдалец. Я так и не могла понять, узнал он папашку или нет. — Не-е-е….
— После вашей камеры, мальчик жить не хочет! — заметила я, глядя как вливается первая бутылка кефира, частично оставаясь на бороде малышка. — Довели ребенка!
Вторая бутылка вливалась с явными протестами. Для третьей пришлось зажать нос. Почти половина четвертой была влита заботливой рукой отца при помощи доблестной отцовской охраны.
Ему подали следующую бутылку. Телохранители держали дрожащее тело отпрыска и «отбрызга» белыми кефирными хлопьями.
— Тяжелый случай, — вздохнула я, с содроганием глядя на следующую бутылку, которая опрокинулась в рот будущему политику. Да, с такими снами, хоть увольняйся! — Его нужно срочно госпитализировать!
Есть у меня предположение, что в недалеком, как мой подопечный, будущем, вступит в силу антикефирный закон.
— Четвертая! — заметил отец, пока наследник упорно выворачивался из заботливых рук охраны, намереваясь вывернуться наизнанку.
— Все! Четыре литра! Мой сын спасен! — заметил отец. «Бе-е-е!», — орал счастливчик, рыдая и размазывая сопли вперемешку с кефиром по лицу. — Я тоже очень рад, что ты выжил!
— Мы берем его на поруки, — тут же произнесла я, расписывая и демонстрируя его награды вздыхающему комиссару.
Охрана уже взяла мажора на руки, таща в сторону выхода.
— Хорошо, на первый раз отпускаю, — произнес комиссар, поигрывая ключами на пальце. — Но в следующий раз его ждет суд!
Я ускоренным шагом проходила мимо окосевшего эльфа, старательно пряча глаза.
— А у вас разве нет статьи про изнасилование? — поинтересовалась я, слыша жалобное мычание и радостный зевок выспавшегося и набравшегося сил Ларри.