— Корпус.
— Ага, понятно. — Это уже подключилась к разговору Самми. — Итак, о чём ты хотел спросить… Когда, почти сто лет назад, произошел Великий Пожар, и были построены эти ваши Корпуса, чтобы эвакуировать туда всех людей, согласились на такую эвакуацию не все. В нашем городе, — тогда он назывался иначе, а сегодня просто The Only City, — часть людей не согласилась на то, чтобы замуровать себя. Они не поверили в то, что на Земле никогда уже нельзя будет жить нормально. И, как видишь, они оказались правы! Их предводителем был местный судья и одновременно пастор Патрик Гернел. Он списался с одним ученым, доктором Парсоном, который утверждал: несколько лет, действительно, на Земле будет трудно, климат резко похолодает, но потом все вернется в норму. И всеобщего загрязнения не будет, из-за которого навсегда стало бы невозможным дышать воздухом и пить воду. Ему не давали высказываться, его затравили другие ученые. Ему никто не верил. Но он все просчитал правильно… Он приехал в наш город, убедил Патрика Гернела, а тот — своих последователей. Что интересно, судья не дал эвакуировать даже тюрьму, куда сам же многих отправил. Тогдашнее государство пыталось принудить этих людей, но в конце концов, — их оставили в покое.
— И они остались жить под небом? — спросил Джон. — Сколько их было?
— Под небом? Так вы это называете? Да. Вместо эвакуации они сделали запасы всего необходимого на десять холодных лет. Последователей Патрика Гернела было десять тысяч. Из трехсоттысячного населения города. Все остальные замуровали себя. Точнее, почти все. А мы выжили. Теперь нас двадцать пять тысяч, не считая детей, и мы стараемся жить нормальной жизнью. Похожим на то, что было до Великого Пожара. Она, конечно, не совсем такая. Ведь больше нигде, кроме нашего города и его окрестностей, люди не живут, как ты говоришь, под небом. Мы не можем делать то, что делали только на крупных заводах, или то, что когда-то привозили из дальних стран. Но мы держимся. И считаем, что нам, по крайней мере, лучше, чем вам в вашем Корпусе! Мы живем в большом мире, а не в большой тюрьме.
— Да, теперь я это вижу! А мне разрешат остаться с вами? — спросил Джон.
— Ну, я думаю, не выгонят… — протянул мистер Барр. — Впрочем, это будет зависеть от судьи. У нас такие решения принимают судьи.
— С этим проблемы не будет, — покачала головой Самми.
— Пойдёшь к Деду? Ну, он тебе не откажет, — усмехнулся Макс. Затем перевел взгляд на Джона. — Только ты запомни, что у нас безусловного дохода нет. У нас, чтобы было, что есть, и вообще на что жить, — ты должен уметь или знать что-то полезное. То, что можно продать…
— Ну, у нас действительно никто никого не кормит просто так. Но я еще не помню, чтобы кто-то умер от голода… Я думаю, Джон что-то умеет делать. Правда? — Самми посмотрела ему в глаза.
— Умею. Я люблю и знаю механику. До сих пор что-то типа хобби у меня было. Меня в Корпусе даже «Архимедом» прозвали. Вот, посмотри. — Джон снял с руки часы и передал ей.
— Хорошая вещь. И что? — Девушка крутила часы в руках. Они были массивные, как для наручных, в блестящем металлическом корпусе, хотя и на пластиковом ремешке. Кроме времени, они показывали даты, — по незнакомому девушке календарю, — и что-то ещё.
— Я их сделал сам. Такоих больше ни у кого нет. — Джон сказал это не без гордости. — Рассчитал механизм, придумал корпус. Затем на 3D-нанопринтере распечатал каждую деталь. И инструмент для сборки тоже. Такой принтер — очень хорошая штука, не знаю, есть ли такие у вас. Можно печатать практически что угодно, из любого материала, только не очень крупные вещи. Можно напечатать деталь, в которой металлические внутренности и керамическая оболочка, и ее не нужно собирать, она печатается полностью. У нас есть один виртуоз, он составил программу, по которой напечатал готовый работающий планшет. Такие часы можно напечатать так, что они сразу будут идти… Но, во-первых, я так программировать не умею, а во-вторых, мне это не интересно, — я люблю механику, а не программирование. Хотя меня за это некоторые считают чудаком… Но я люблю сам собирать механизмы, и люблю разбираться, как они работают. Часов, кстати, у меня несколько. И тоже самодельные, только настольные и настенные. Эх, теперь, видимо, всё это отправят на утилизацию… — Раньше, как ни странно, он об этом не подумал. Своих изобретений было жаль.
— Ну, тогда точно не пропадешь, парень! — хлопнул его по плечу мистер Барр. — У нас для того, кто любит механику, работы всегда хватит… Самми, верни ему игрушку! Пусть покажет Деду, ему точно понравится! А принтеров таких, как ты рассказал, у нас, к сожалению, нет. Но есть многое другое, что тебе понравится.
— Кстати, может, это и не моё дело, но мне кажется, с вашим автомобилем что-то не так… Разве он должен работать с таким звуком?
— Ты смотри, на ходу схватывает! — развел руками Барр. — Конечно, нет. Глушитель надо менять. Но на охоту выбраться — сгодится… И это ещё капот не открывали. Если ты разбираешься в механике, лучше туда не заглядывать… Но до места мы точно доедем.
— А кто такой Дед, о котором вы все говорили? — спросил Джон, снова надевая на запястье часы.
— О! — Самми улыбнулась. — Это — старший судья апелляционного суда нашего города. Действительно старший, — ему сто четыре года. Но он в здравом уме и до сих пор работает. Он — старейший человек в городе, и единственный, кто помнит жизнь до Великого Пожара, хотя и был тогда маленьким ребёнком. У него самый большой авторитет в городе. И к тому же, — Самми улыбнулась еще шире, — он мой прадед! Может, даже хорошо, что мы не можем прямо сотрудничать по работе…
— И где же ты работаешь? — удивился Джон. Действительно, как она могла бы сотрудничать со старым судьёй?
— В городской прокуратуре! Позволь представиться: помощник прокурора Саманта Гернел! Макс Полетто — мой коллега, мистер Барр — заместитель начальника полиции. — Увидев, как у Джона отвисла челюсть, девушка рассмеялась. — Но сегодня мы все не на работе! Мы действительно в выходные поехали на охоту. Думали ехать ещё большей компанией, но ещё двое не смогли… Мы решили всё же не отменять поездку, но ничего не добыли… Только ты обещал об этом никому не рассказывать!
3. Судья
Как ни странно, напряжение между Джоном и другими растаяло. Видимо, они убедились, что от него не нужно ждать опасности. И что он — не дурак и не бездельник, а человек, который может быть полезным их городу, который все они явно любили.
Сам Джон, после первого изумления, понял, что эти люди для него — защита и помощь, а не опасность. Почему-то в их присутствии, даже молчаливого мистера Барра, он чувствовал себя спокойно.
После короткого отдыха они решили ехать дальше. Макс сел за руль, мистер Барр занял место рядом, а Саманта оказалась рядом с Джоном на заднем сиденье. Сквозь шум ветра и неисправного глушителя, она рассказывала о том, что можно было видеть вокруг, — пока это были, в основном, деревья. И расспрашивала о жизни в Корпусе. Правда, Джон мало что интересного мог рассказать, ведь там никогда ничего не происходило и не менялось… Однако одной цели Саманта достигла: Джон стал обращать внимание на окружающее, не как на то, среди чего ему надо было как-то выжить, а как на что-то интересное в новом для него мире. И стресс от того, что размеренная и расписаная до конца, комфортная и беззаботная жизнь так резко изменилась, понемногу начал отпускать. Возможно, благодаря своей работе в прокуратуре, она была хорошим психологом, и Джон был благодарен за то, что она смогла немного успокоить его. Конечно, вместе со своими друзьями.
А еще он не мог понять: просто так решила она взять его под свою опеку? Ему показалось, или Саманта чуть изменила интонацию, как бы выделила эту фразу, когда сказала, что Макс — ее коллега? Случайность? Или эта интонация означала: «А не что-то другое, о чём ты мог подумать»?
Что было совершенно точно, — так это то, что таких людей он никогда раньше не видел. Цельных. Которые что-то представляют из себя… Которые могут к чему-то стремиться, и что-то делать, чтобы этого достичь. И неудивительно, что не видел. К чему можно стремиться в Корпусе? И какие достижения иметь? Все его самодельные часы, понимал Джон, — это игрушки. Это все ничего не стоит. В том мире. А в этом?
С дороги, которая шла между деревьями, автомобиль выехал на другую, более широкую и с твердым покрытием. Джон вспомнил, что оно называлось асфальтом. По крайней мере, он когда-то читал об этом. Правда, в асфальте кое-где были ямы. Мистер Барр увеличил скорость. Навстречу стали попадаться другие автомобили, но более низкие, чем тот, в котором ехали они, и закрытые. Джон понял, что машина мистера Барра была специально предназначена для езды По бездорожью. Да, он когда-то читал и о таких… Автомобилей было немного, но двух одинаковых ни попалось на их пути.
— Мы уже недалеко от города? — спросил он.
— Да, уже недалеко. Город там. За плотиной. — Саманта показала рукой.
Машина подъехала к реке. Дорога сузилась, и мистер Барр сбавил скорость, выехав на плотину; выше нее было большое водное пространство.
— Что это?