Не успеваю ничего, тут же схвачена за волосы.
— Ты согласилась, не заставляй меня делать тебе больно. Я не Женя. Я не собираюсь деликатничать.
Во мне просыпается чувство протеста. И несмотря на то, что я уже готова взять член в рот, сосать его так, как видела только в неприличных фильмах, я снова качаю головой.
Дразню? Распаляю? Нарываюсь?
Я черт возьми хочу увидеть, как Костя будет проявлять силу, жажду оказаться в полной его власти.
И я добиваюсь своего, наблюдая как от злости и напряжения он сводит челюсть, как капля пота течет по виску, как ноздри раздуваются как у быка на родео. Давай же, я твой тореадор, проткни меня своим рогами.
Он сильнее дергает меня за копну волос, а большим и указательным пальцем второй руки хватает за лицо. Давит на щеки. Заставляет принять в себя половину члена. Толкается часто и смотрит как я задыхаюсь, кайфуя от грубости и солоноватого вкуса.
Но все заканчивается. Он с влажным звуком покидает мой рот и резко дергает наверх. Заменяет образовавшуюся пустоту языком. Буквально насилует мой рот, снова и снова жаля мой язык своим.
Он не спрашивал разрешения. Он просто требовал и брал. Брал и обладал.
Я просто растекаюсь перед ним лужицей, застонав, открывая губы шире, и обнимая уже не друга за шею.
В моем обессилевшем теле вновь зарождается возбуждение, пронзившее от груди до живота, постоянно стрелявшее в мозг.
Поцелуй не мог быть романтичным, это было совокупление языков, губ. Борьба за власть.
Такая сладкая, сладкая борьба.
Совсем расслабленная я и не осознала, как поцелуй оборвался, а меня нагло подняли в воздух и уложили на большой дубовый стол, свесив при этом голову вниз.
— Ты с ума сошел, — говорю, когда его пальцы стиснули щеки, заставляя под давлением раскрыть рот и принять в себя член.
— Привыкай, — хрипло говорит Костя, проталкиваясь внутрь, а руками срывая кружевную ткань, удерживающую грудь, — люблю трахать в горло.
И он действительно трахал. Иногда давал отдышаться, требовал расслабить глотку, чтобы член скользил дальше, глубоко.
Его руки с восторгом и благоговением шарили по небольшой груди, наслаждаясь ее упругостью, тяжестью и мягкостью, постоянно покручивали соски, заставляя меня дергаться и мычать в удовольствии, несмотря на дискомфорт от глубокого минета.
Костя истязал меня еще пару минут, сдерживаясь, чтобы не кончить, а потом с тяжелым вздохом покинул ее маленький ротик с влажным, пошлым звуком.
Он медленно обошел стол, лаская мое натруженное тело, с рванным дыханием наблюдая, как пульсирует розовая плоть между ног.
— Собственно, мы переходим к самому интересному. И я не буду спрашивать, — деликатно, но вместе с тем настойчиво заговорил Костя, вклиниваясь между широко разведенных ног и начиная новую пытку, водя головкой члена по нижним губкам, — как ты хочешь. Я не буду нежным, Лена. Я просто буду тебя пользовать. Брать снова и снова, пока ты не будешь, кончая рыдать в голос.
Он наклоняется низко, обдавая горячим дыханием плоский, влажный от испарины животик. Рукой гладит согнутую в колене ногу, отводя ее еще шире, раздвигая тем самым влажные складочки, надавливая членом на горошинку клитора.
Я и без того задыхающаяся, пылающая от всего происходящего, вскрикиваю, когда жадные мужские губы взяли в рот вершину сверхчувствительного соска. Одну он покатал языком, другую прикусил губами, а затем спросил меня, почти сошедшую с ума от удовольствия:
— Ты ведь хочешь этого? Хочешь, чтобы тебя взяли грубо, заставили подчиняться, так как ты сама подчиняешь всех. Хочешь почувствовать себя слабой и беспомощной?
Я выгнулась, когда член начал свое медленное, неделикатное проникновение.
— Скажи же мне… — низким хриплым голосом потребовал Костя. — Пиздец, ты узкая…
— Я… — облизываю губы, пальцами вцепившись в покатые, мускулистые плечи так и одетые в рубашку. — Я просто хочу… тебя. Хочу тебя, Костя.
Это тихое заявление и стон, последовавший за этим, снес последний барьер мужской выдержки.
Он наклоняется, закидывает мои ноги себе на плечи, толкается глубже, пронзая нутро до самого конца. Я чувствую, как плотно и тесно сжимают его ствол внутренние мышцы влагалища.
— О, да, — цедит Костя сквозь тесно сжатые зубы и начинает совершать насильственный акт над моим телом, приносящий мне, впрочем, только волшебное удовольствие.